В одну из теплых июльских ночей 1938 года в сырых подвалах Красноярского УНКВД прогремел глухой выстрел. Он оборвал жизнь Виктора Петровича Косованова - профессора, известного сибирского геолога, ученого-энциклопедиста, общественного деятеля. Вся его жизнь, была кровно связана с родным Приенисейским краем. Его изучению он отдал пытливый ум и редкий талант незаурядного исследователя, жар души и неиссякаемую энергию одержимого человека.

Он родился в 1880 году в селе Луговском Минусинского уезда в крестьянской семье. Дружная семья Косовановых была большая - шесть человек. Отец хотел видеть своих детей образованными, но из-за недостатка средств осуществить это не удалось. Однако двум сыновьям он дал техническое образование. В 1892 году Виктор Косованов вместе с братом поступает в Алтайское горное училище. После шестилетней напряженной учебы братья получают очень редкую в то время специальность горных техников. Более трех десятков лет В.П. Косованов будет работать техником, маркшейдером, топографом, геологом на приисках и рудниках Приенисейского края. Он вел геологический поиск в Канском, Минусинском и Южно-Енисейском горных округах, на Ольховском (ныне Артемовском) руднике и приобрел ценное качество - умение достигать поставленную цель.

Золото всегда было основой промышленности в Енисейской губернии и требовало постоянного внимания. Накануне пролетарского переворота, по оценке специалистов, в недрах Приенисейского края содержалось 6.000 пудов драгоценного желтого металла.

Проанализировав добычу золота, меди, каменного угля, асбеста и слюды, он разработал сбалансированные рекомендации развития горной промышленности. Прежде всего предложил шире привлекать частный капитал, открыть в Красноярске специальное горное учебное заведение, а для скорейшего экономического обоснования горнопромышленных районов получить точный геологический и картографический материал, усилив состав поисковых партий специалистами. В.П. Косованов связывал развитие горнорудной промышленности с постройкой в Красноярске при железнодорожной магистрали сталелитейного, механического и лесопильного заводов с производством сельскохозяйственных орудий. Большое значение придавал он прокладке железнодорожных путей в горнопромышленные районы. Следуя идее члена Государственной думы енисейца С.В. Востротина, Косованов предлагал смелее использовать Северный морской путь и торговлю с европейскими странами.

Революция и гражданская война разрушили енисейскую золотую промышленность до основания и к 1921 году добыча валютного металла сократилась в 55 раз. Больше всех пострадал Южно-Енисейский горный округ, где добывалась половина золота в губернии. Знаменитые удерейские прииски, известные в Европе, Америке и Австралии, замерли, рабочие разбежались, а дражный флот оказался затопленным. Надо было предпринимать меры, чтобы оживить умершую валютную экономику в губернии.

В 1923 году В.П. Косованов работал управляющим техническим производством и разведками золота на Ольховском руднике. В июле он как "исключительно усердный и преданный работник, прекрасно знающий свое дело", получает задание треста "Енисейзолото" определить состояние развалившегося производства и разведочных работ на удерейских приисках в южной тайге. По приезде сталкивается с противоборством начальства Южно-Енисейского приискового управления. Не имея опыта управления золотой промышленностью и элементарно не разбираясь в ее сложностях, новое руководство опиралось на неграмотных людей, отличалось большевистской жестокостью и с большим классовым предубеждением относилось к старым спецам.

Понимая, что в условиях недоверия работать нельзя, В.П. Косованов сообщает в "Енисейзолото" о своем отказе проводить разведку золота на приисках. Из треста сразу же последовала телеграфная просьба "продолжать полезную работу в Южрайоне". Начальство приискового управления было заменено.

Разведочные работы и оценка частично сохранившегося производства и людей позволили В.П. Косованову определить возможности и сроки вывода золотой промышленности в горном округе из кризиса. В 1924 году удалось восстановить 4 драги и начать добычу золота. В этом же году в Енисейской губернии добыча драгоценного металла возросла в 17 раз. Свою лепту в это вложил и геолог В.П.Косованов.

В 1934 году он стал профессором Красноярского государственного педагогического института.

В мае 1933 года общественность Красноярска отметила 35-летие трудовой, научной и общественной деятельности Виктора Петровича. Много было теплых поздравлений, но самое радостное - от студентов недавно открывшегося Сибирского технологического института. Вскоре В.П. Косованов берется за обоснование использования местных минеральных ресурсов в различных отраслях народного хозяйства края. С этой целью он вместе с профессором Н. К. Клячиным разрабатывает рекомендации их извлечения из недр.

Мысль о получении энергопромышленного топлива не дает покоя В.П. Косованову и в 1934 году он организует геологический поход, в котором участвуют 500 специалистов. Они отправляются на поиски месторождений серного колчедана для проектируемого в Красноярске целлюлозно-бумажного комбината. Были исследованы обширные районы Енисея, Ангары, Маны, Базаихи и выявлены новые месторождения золота и меди, полевого шпата и мрамора, каменного угля и слюды. Результаты геологических исследований В.П. Косованов опубликовал в статье "В поход за минеральным сырьем". В ней он дал не только географическое описание полезных ископаемых, но и характеристику топливных ресурсов, высказав мнение, что на Таймыре есть нефть, а в Балахтинском районе - бурый уголь. Итоги изыскательской и научной работы В.П. Косованов изложил в большом докладе о перспективах промышленного развитая Красноярского края, с которым выступил в январе 1935 года в редакции "Красноярского рабочего" перед научными работниками и специалистами".

К благородному металлу -золоту В.П. Косованов питал страсть. но особую. Все свободное время посвящал изучению истории его добычи. В 1935 году опубликовал большую статью, посвященную 100-летию енисейской золотой промышленности, в которой показал не только отличные знания ее истории, но и высказал прогноз развития.

По своей природе он был человеком цельным, а его деятельность - удивительно плодотворной, ибо принадлежал он к числу тех редких людей, кто обладал огромным творческим потенциалом, энциклопедическими знаниями. Живо интересовался Виктор Петрович всеми явлениями жизни, близко соприкасался с весьма интересными событиями и отличался исключительной наблюдательностью, заносил все увиденное и услышанное в свою памятную книжку. Широта его творческих интересов заключалась не только в изучении физико-географических и геологических проблем горной промышленности, геодезии, энергетики и экономики. Он был еще и изобретателем технических приборов, на которые имел патенты, увлекался историей колонизации Сибири, литературой, музыкой и искусством, но особенно - библиографией.

Его наиболее крупным .научным трудом является "Библиография Приенисейского края", изданная в 4-х томах. В них систематизирована литература о крае более чем за 300-летний период. А еще подготовил он и издал 25 монографий, большое количество статей. В.П. Косованов, как человек в высшей степени образованный и интеллигентный, проявлял большой интерес к общественной жизни, являясь членом Сибирского отделения Российского геологического комитета, Сибирского отдела Государственного географического, Красноярского краеведческого и филармонического (!) обществ.

Он искренне верил в устройство новой жизни. Верил в переустройство и его 80-летний отец П.П. Косованов, живший в Минусинске. Эта искренняя вера для Косовановых, как и для миллионов людей, обернулась кровавой трагедией.

В 1937 году по Красноярску прокатилась волна больших арестов. Арестовали и В.П. Косованова. Ему было предъявлено стандартное по тем временам обвинение: руководство контрреволюционным заговором с целью свержения советской власти в Сибири и связь с японской разведкой. Начались изнурительные допросы и пытки, и в наступившем 1938 году В.П. Косованов оказался у смертельной черты, роль палача выполняла тройка УНКВД. Через 18 лет главная военная прокуратура СССР подпишет документ, которым утверждается, что контрреволюционной организации не существовало, В.П. Косованов в заговорах не участвовал, а УНКВД никакими материалами по этому делу не располагало.

Сегодня к нам возвращается историческая память и мы все больше узнаем о тех, кто стал жертвой кровавого террора. Не затеряется среди безвинно расстрелянных и имя профессора Виктора Петровича Косованова, оставившего яркий след в истории Красноярского края.

В 19 веке и двадцатых годах нашего века скотоводство в Енисейской губернии было развито не только на юге края, среди коренных жителей - хакасов. Высокий уровень скотоводства существовал и в русских старожильческих деревнях. По свидетельству жителей края, каждая крепкая крестьянская семья имела, кроме овец и свиней, до десятка коров и 3-4 лошади:
- Раньше у нас в деревне, если у мужика 2-3 коровы да лошаденка - так это бедняк (с. Арефьево Бирилюсского района).
Большое количество скота в изобилии обеспечивало крестьянскую семью добротными и высококачественными продуктами:
- У нас ране-то кадушки масла стояли в кладовой. В пост молосное есть нельзя, маманька пошлет в кладовку, так пальцем-то зацепишь с горшка сметаны либо масла. Трудно постовать было: еды много всякой
(с. Богучаны).
Часть производимой крестьянами продукции использовалась в семье, другая шла на продажу. Её увозили в город либо на прииски. Конечно, содержать большое количество скота могли люди работящие и физически здоровые. Ведь необходимо было заготовить огромное количество сена, а для лошадей еще и овса. Благо еще, что в Сибири земли было много, не ленись только расчищать тайгу под поля и покосы. Обычно у каждой семьи покосные деляны находились далеко от дома, так как прилегающие к деревне равнины были заняты полями с пшеницей, рожью и другими культурами.
По народному календарю, покос в Енисейской губернии начинался сразу после Петрова дня (29 июня по старому стилю, 12 июля - по новому):
- С Петрова дня начинали косить. Две недели жили на поле, а к Ильину дню приезжали к празднику в баню (с. Пинчуга Богучанского района).
- Петров день - начин сенокоса. Сёдня гуляют, а завтра все по Чадобцу на покос, лодка за лодкой, бечевой по камням. У нас до покоса 12 порогов было (с. Заледеево Богучанского района).

Выезжали на дальние покосы, крестьяне жили там вплоть до окончания работ, а завершить уборку сена старались к Ильиню дню (2 августа по новому стилю). Эти три недели крестьяне жили на покосах почти безвыездно, лишь изредка отправляя в деревню кого-либо за продуктами. В напряженной покосной страде отдых был очень редким, но все же существовали особые дни, когда крестьяне остерегались работать. В Приангарье это был день Кирики Улиты (12 июля по старому стилю), а в Казачинском, Тасеевском и Бирилюсском районах - Ильинская Пятница, предшествующая Ильину дню. По общепризнанному мнению, в эти дни работать было совершенно бесполезно, так как собранное сено уничтожалось непогодой, и сами работники при этом могли пострадать:
- Кирика Улита сильно вредная. Мы поехали на дальний покос. Там сено по дороге высохло. Тятя говорит: "Не ходи, не греби!" Я сгреб: жалко сена было. А на другой день смотрю: все 10 копен сгорело
(д. Каменка Богучанского района).
- Кирика-матушка - пакосливая. Очень опасный этот день. У нас раньше-то всегда с покосов выезжали в баню. А в колхозе в этот день работали. Вот в Пинчуге было. Пинчугские-то в Кирику сидели, обедали. Вдруг откуль ни возьмись, молния, гром. Сразу убило четырех
(с. Пинчуга Богучанского района).

Ильинская пятница тоже воспринималась жителями как день "грозный, вредный, пакосливый, притчеватый":
- Все говорили, что она притчеватая была, эта пятница. И даже я знаю. Раз поехали в Ильинскую пятницу мы и сосед недалеко от нас. У него 10 коней было. Накосили сена, он это сено сметал. Зашла туча. Молния ударила, и все это сено сгорело. Нельзя работать (с. Закемь Казачинскеого района).

С дальних покосов сено можно было вывезти лишь зимой, по санному пути. Поэтому крестьяне старались иметь хоть небольшие покосные делянки недалеко от деревни. Существовал и другой способ прокорма домашних животных. До вывоза сена коней и коров перегоняли на заимку, где и был запасен корм и где со скотиной жил кто-либо из домочадцев. Пожилые женщины рассказывают нам, как в юности им приходилось жить по полтора-два месяца вдали от деревни на заимке "на жеребых кобылах" или с коровами.
У старожилов-сибиряков был накоплен богатый опыт, облегчающий домашнее скотоводство. Так, весной, после окончания посевных работ, жители края отпускали лошадей на свободный выпас. В Причулымье их переправляли на острова, где они паслись до покоса или более поздних сроков. Так же поступали в Приангарье либо отпускали табун лошадей в тайгу. Если у стада хороший вожак, то лошадям были не страшны лесные хищники и они находились в лесу до появления сильного гнуса. А затем комары и оводы выгоняли животных домой.
Помимо накопленного практического опыта, у крестьян приенисейского региона в XIX-XX вв. существовал цикл обрядов, направленных на достижение благополучия в скотоводстве. В этих обрядах переплетаются реальные наблюдения над животными с магическими верованиями, оберегами, запретами. Обрядовые действия исполнялись в определенные сроки. В годовом цикле забота о благополучии скота видна уже в святочных обходах домов. Многие святочные колядки должны были с помощью магии слова обеспечить хороший приплод скота и его здоровье:
- Поздравляем с Новым годом,
Со скотом - животом,
Со пшеницей и овсом.
Чтоб скотинушка водилась,
Чтоб коровушка телилась,
Поросята водились,
Курочки плодились:

Кроме того, скотоводческим обрядам был посвящен ряд дней с конца зимы и до начала лета. Одни из них известны всем жителям края, другие отмечались новопоселенцами. Так, в новых селах Тасеевского района отмечали день Агафьи-коровницы (5 февраля по старому стилю) и Онисима-овчарника (15 февраля по старому стилю). По поверью, святая Агафья способствовала благополучному отелу коров, а Онисим охранял от волков овец в овчарнях.
В народной культуре Енисейской губернии существовали и дни, имеющие общерегиональное распространение. Таким был день святого Власия (11 февраля по старому стилю), которого в народе почитали как покровителя скота. Исследователи считают, что этот христианский святой унаследовал функции языческого бога Волоса-Велеса, покровителя скота и богатства.
Местами он только почитается за покровителя домашнего скота, но не празднуется, причем Власия смешивают с именем святого Васса. Когда отелится корова или оягнится овца, их окуривают "богородцкой" травой и приговаривают: "Святый Власей (или Васса), дай здоровица теленочку" :или "дай здоровица ягненочку". Это делают обычно хозяйки.
Выпуская в первый раз скотину в поле, крестьяне приговаривают: "Угодник Божей Власей! Не оставь скотинку в пути и в дороге, итить безо всякого припятствия. Ключ и замок - крепкие слова".
- Был день Власа. Его считали покровителем скота. Когда покупали корову, то его вспоминали (с. Казачинское).
- Когда летом плавили лошадь через Чулым, то отец все приговаривал: "Батюшка Власий, батюшка Власий" (с. Арефьево Бирилюсского района).

Забота о домашнем скоте видна и в масленичных магических обрядах. Вероятно, это объясняется тем, что близился очень важный для крестьянского хозяйства период отела коров, окота овец и появления приплода других домашних животных.
В новопоселенческих селах Тасеевского района на масленичной неделе первый блин отдавали корове:
- Мать пекла блины. Первый блин отдавали корове, чтоб доилась лучше (с. Фаначет Тасеевского района).
В с. Лебедево Тасеевского района обрядовое действие совершали не с первым, а с последним блином:
- Первый блин никому не давали, а последний - мы несли дедушке-суседушке (домовому): "Дедушка-суседушка, я гостинца принесла, блинок тепленький, кушай!" Приносили ему, чтоб он скотину любил. (с. Тасеево).

Очень важной датой в исполнении животноводческих обрядов был день Георгия-победоносца, или Егорьев день (23 апреля по старому стилю).
По свидетельству А. Макаренко, Егорий - "один из наиболее почитаемых святых, как покровитель домашнего скота".
В Европейской России, в Белоруссии и на Украине в этот день совершался торжественный выгон скота на луга. Даже если из-за тепла и подросшей травы скот выгоняли в поле раньше, в Егорьев день совершали парадный выгон. Крестьяне верили, что в этот день Георгий разъезжает верхом на коне и "берет под свою защиту весь выгоняемый в этот день скот".
Этот обряд существовал и на территории нашего края:
- В первый раз скотину обязательно на Егория выгоняли, чтобы она хорошо росла, чтобы коровы молока много давали (с. Мотыгино).

В Енисейской губернии к 6 мая земля еще не покрывается травой, а в северных местностях даже лежат снега. Поэтому не во всех районах края в этот день исполнялись обряды первого выгона скотины. Да и там, где выгон скотины все-таки совершался, он имел зачастую сугубо ритуальный характер.
- Первый выгон скота был в Егорьев день. Выгоняли скот утром, пригоняли после обедни (с. Межово Саянского района).
После обрядового выгона многие крестьяне продолжали держать скот дома до появления зелени:
- Скотину на поле выгоняли гулять. А кормили дома (с. Гольтявино Богучанского района).
В нашем крае в Егорьев день скотину на поле выгоняли в основном позднепоселенцы. Видимо, крестьяне, приехавшие в начале XX в. из Белоруссии, Украины и центральных губерний России, не забыли древнего обряда и исполняли его вопреки сибирским природным условиям.
Во время первого выгона коров тихонько хлестали веточкой вербы, принесенной из лесу к вербному воскресенью. В вербное воскресенье ветки святили в церкви, приносили домой и оставляли несколько веточек за иконой до Егорьева дня:
- Праздновали Егорьев день. Это скотину выгоняют на улицу первый раз. Её выгоняли вербочкой, которую приносили из лесу в вербное воскресенье (с. Троицк Тасеевского района).
- Каждую корову надо было хлестнуть веточкой вербы. Её святили в церкви в вербное воскресенье. Хлестали, чтобы Бог сохранил за лето скотинку. Святой Егорий считался покровителем скота (с. Унжа Тасеевского района).
- Скотину гоню и говорю: "Выгоняю скот в Егорьев огород". Считали, что Егорий хранит, пасет скотину (с. Ялань Енисейского района).
- Выгоняю и говорю: "Иди по божьей земле, чтобы ничего не случилось" (с. Заледеево Богучанского района).
- Выгоняю скот на Егорья и приговариваю: "Иди, моя скотиночка! Выгоняю скотиночку, белая (или там какая другая) шерстиночка! Выгоняю на зеленую траву, на Юрьеву росу, в чисто поле и в темные леса". Скотинку гоню освященной вербой, храню ее с вербного воскресенья (с. Чернореченская).

Со двора скотину выгоняли не только с присловьями, но нередко сопровождали выгон обходами дома и подворья. При обходе участники обряда как бы создавали вокруг дома невидимый магический круг, внутри которого должно было сохраниться здоровье и благополучие и сквозь который не могли проникнуть злые силы и недобрые помыслы.
Магический круг обладал и продленной защитной способностью. Заключенный в него скот должен был обрести недосягаемость для хищных зверей и вне дома:
- Егорья праздновали, когда скот выгоняют в поле. Кругом двора обносишь хлеб-соль, чтобы волки скот не драли. Говорили что-то, приговаривали, чтобы овцы целые были (с. Сивохино Тасеевского района).

По народным представлениям, хлеб обладает защитной силой, способен обеспечить плодородие, здоровье, сохранность скота. Вместо испеченного хлеба в обрядах сибирских белорусов иногда использовались колосья ржи:
- Когда жнешь рожь, горстку сожнешь и ставишь перед иконой. Когда выгоняешь, покладешь рожь в ворота и скотину через горсточку перегонишь. Говорили: "Ступай с Богом!" (с. Ивановка Бирилюсского района).

В народном сознании по воздействию защитная сила хлеба приравнивалась к христианской святыне-иконе. Поэтому обход скота нередко совершали с иконой:
- Раньше скот обходили кругом с иконой, благословляли (с. Тасеево).
Для большей надежности крестьяне могли использовать в обрядовом обходе одновременно и хлеб, и икону:
- Пекли хлеб, ставили его на икону (видимо, на икону Георгия Победоносца) и обходили скот кругом с молитвой. Икону с хлебом держишь в руках (с. Тасеево).

Помимо обрядовых обходов, некоторые хозяева совершали особые действия, чтобы скотина хорошо ходила домой, не убегала:
- В первый день заставляли скотину перешагивать через опояску. И вокруг столба водили, чтобы домой хорошо приходила (с. Мотыгино).
- Хозяин выгонял скот, а под ворота клали ремень, чтобы скотина ходила домой (с. Межово Саянского района).
- При выгоне скота стелили во дворе поясок и приговаривали: "Как поясок ходит за хозяином, так и корова домой" (с. Галанино Казачинского района).
- Вставали в Егорьев день до солнышка и кормили скот. Чтоб не терялся, его в этот день выгоняли через веревочку. На веревочку вязали 9 узлов и клали ее на землю перед хлевом. В ковшик наливали воды. Куриное крыло макали в воду и кропили крест-накрест скот. Весь скот: и крупный, и мелкий - обязательно прогонят через веревочку (c. Заледеево Богучанского района).

В начале века А. Макаренко записал в Приангарье заговор, сопутствующий первому выгону скотины, и сопроводил его следующими комментариями:
- Не доверяя одним заботам Егорья о своей скотинушке, хозяйки, перед тем как выпустить в первый раз в поле лошадь, корову, телку, овцу, непременно покормят ее "кусочками с солью" из своего подола, приговаривая: "Как сажица от цела не отходит, так и от меня, рабы Божьей, Буренушка (или лошадушка), не отходи!".
Несколько подобных заговоров красноярским ученым удалось записать от жителей Приангарья спустя почти 100 лет после А. Макаренко. Одни из них направлены на то, чтобы скотина возвращалась домой:
- Выгоняя первый раз весной на пастбище, скотину надо покормить из фартука или с заслонки три раза, приговаривая такие слова:
"Как фартук не отходит от хозяйки, так и ты, моленая скотинушка, не отходи от меня. Как заслонка не отходит от печи, так и ты, моленая скотинушка, не отходи от дома".
Другие заговоры призваны защитить от хищных животных:
- Когда провожаешь скотину в лес, говоришь: "Волку и медведю пень да колода, а моим коровушкам (или другим животным) - чистая дорога" (с. Мотыгино).
- Когда выгоняли скот на луга, говорили: "Скотина моя, иди, тебе чистая дорога, а медведю - пень да колода" (с. Карабула Богучанского района).
В крупных селах, где были церкви, в Егорьев день совершались крестные ходы и молебны в честь первого выгона скота:
- В этот день в селениях, где есть церкви, "правят" молебны "миром", "обчеством" - на площадях или полях. И частные, у отдельных домохозяев - по скотным дворам (Ангара).

В уездном городе Енисейске (с 1715 года) совершается 23 апреля крестный ход "в память избавления от падежа скота".
Принято к месту молебна сгонять домашний скот для окропления святой водой, после чего его выпускают на подножный корм, "на волю Божию", или под присмотр общественных и артельных пастухов, наем которых производится раньше.
В 20-х годах нашего века молебен со скотом совершался в селе Межово Саянского района.

- В Егорьев день гоняли весь скот к церкви. Загоняли в церковный двор, а батюшка святил скот, кропил святой водой, чтобы скот не болел и не умирал.

В селах, где в Егорьев день совершался выгон скотины, особое расположение выказывалось пастуху. В ряде регионов Европейской России и Русского Севера пастух воспринимался крестьянами как фигура колдовская, "знаткой" человек, владеющий магическими приемами сохранения стада. В Енисейской губернии подобное восприятие пастуха не зафиксировано, но в большинстве новопоселенческих сел пастуха выбирали незадолго до Егорьева дня. Выгоняя скотину, пастуха одаривали обрядовой едой, в которой главное место занимали яйца и хлеб.
-В Егорьев день утром первый раз выгоняли скотину. Раньше был пастух. Ему каждый стряпал и приносил. Кто принесет пирог, кто яйцо, булочку какую (с. Троицк Тасеевского района).

В старожильческих селах Приангарья сохранились рассказы о людях, которые с помощью магии обеспечивали сохранность стада:
- Скотину выгоняли в поле гулять. Как проталинки появятся - так гонят. У нас был старик, как обошел вокруг елани - медведь-то уж не идет. Тут чисто (с. Заледеево Богучанского района).
В северных селах Енисейского уезда, у старожилов Причулымья, а также на территории современного Богучанского и Кежемского районов в Егорьев день первый выгон скота не устраивали. Но зато этот день отмечался как конский праздник. На лошадях в этот день не работали, их старались получше накормить и напоить, ухаживали за ними: чистили, подрезали гривы.
- Егорьев день - конский праздник потому, что Георгий-то на коне победил дракона. На конях работали, но стегать нельзя было (с. Арефьево Бирилюсского района).
- Егорий - скотский праздник. Нельзя было в этот день работать на лошадях (с. Сухово Тасеевского района).
Как конский праздник этот день до сих пор знают в Приангарье, а также в селах Еловка Бирилюсского района, Бархатово Березовского района, в дд. Сухово, Караульная Тасеевского района и ряде других:
- Егорьев день - лошадиный праздник. В этот день сказывался большой почет лошадям. Их лучше кормили, поили (с. Говорково Богучанского района).
В отдельных селах этот день считали конским праздником лишь до обеда. Так было в с. Яркино Богучанского района:
- Егорий до обеда - лошадиный праздник. Запрягают коней только после обеда.
Поскольку на иконе св. Георгий изображен на лошади, то лошадь воспринималась крестьянами как животное, посвященное данному святому. В некоторых деревнях лошадей в этот день называли по имени святого, т.е. совершался своеобразный обряд окликания:
- Егорьев день - 6 мая. Стало быть, коням праздник. Коню говорили: "Ох ты, Егорьев" (с. Пинчуга Богучанского района).

В некоторых поселенческих деревнях Тасеевского района, где в Егорьев день выгоняли скотину, в центре хозяйственных обрядов были не лошади, а коровы:
- Накануне Егорьева дня хозяин осматривал скотину в хлеву в полночь.
В ряде сел существовал строгий запрет работать в Егорьев день:
- Егорьев день праздновали те, у кого есть скотина. Егор злой - может волков накликать на скотину. В этот день нельзя ничего делать, чтобы не разозлить Егора (с. Тасеево).

Фольклорно-этнографические материалы убеждают, что основные циклы животноводческих обрядов в Енисейской губернии были приурочены к периоду с февраля по конец апреля (по старому стилю). Нетрудно заметить, что это наиболее опасные для домашнего скота периоды. Один из них соответствует времени отела домашних животных, другой связан с переходом животных из "своего", т.е. домашнего, пространства, где скот был укрыт и от дурного глаза, и от хищного зверя, в пространство, открытое возможным негативным воздействиям.
Однако кроме животноводческих обрядов, имеющих календарную приуроченность, были обрядовые действия, совершаемые вне определенных календарных сроков, исполняемые в соответствии с той или иной ситуацией.
По народным поверьям XIX-XX вв., благополучие скотины во многом зависело от расположения домового, подлинного "хозяина" дома.
Особые действия совершались в тех случаях, когда скотину находили в хлеву в поту и в пене. Согласно представлениям, это означало, что "скотину мучил домовой":
- Если теленок в поту (вредит дедушка-суседушка), надо у мужика от брюк отрезать опушку и завязать на шее у теленка (с. Пинчуга Богучанского района).
Чтобы обеспечить хорошее отношение домового к скотине, крестьяне должны были держать домашних животных определенной масти, а именно той, которая нравилась "хозяину", "суседке". Покупая новых животных, хозяева дома просили "дедушку-суседушку" заботиться о скотине. В сельских районах края этот обряд сохранился до нашего времени. Об этом свидетельствуют приведенные ниже заговоры. Все они были записаны в 70-80 гг. XX в.:
- Чтобы домовой не мучил скотину, то, когда ее заводят в хлев в первый раз, просят: "Дедушка-суседушка, возьми мою скотину, пои, корми, не утрать" (с. Иркинеево Богучанского района).
- Когда новую скотину приводят, в хлеву на выступ бревна кладут кусочек хлеба и говорят: "Дедушка-суседушка, возьми мою скотинушку, пой, корми, гладь, чтобы была божья благодать" (с. Богучаны).
- Когда покупаешь новое животное, надо завести в хлев и сказать: "Дедушка-батонушка, люби нашу (название скотины), пой, ласкай, корми" (с. Рыбное Мотыгинского района).
- Когда покупают корову, надо, чтобы веревка была для коровы от хозяина. И обязательно берут кринку и говорят: "Ну, господи, благослови, дай Бог с легкой руки взять, пользоваться мне добром". А дома надо юбку снять или полотенце и положить перед коровой, чтобы она прошла через нее (с. Болтурино Кежемского района).
- Перед тем как идти покупать корову, хозяйка надевала на себя два халата. Корову вели домой на веревке бывшего хозяина. Подходя к дому с коровой, хозяйка снимала один халат, расстилала перед коровой и проводила ее во двор через халат. Шла на чердак, обвязывала трубу веревкой, снятой с коровы, и говорила: "Батюшка-суседушка, принимай гостей, пой, корми, для себя береги" (с. Дворец Кежемского района).

Целый ряд обрядовых действий направлен на то, чтобы купленная скотина прижилась в новом доме:
- Когда покупают корову, уводят ее на той веревке, которую налагает ей на рога хозяйка. Перед тем как ввести корову во двор, веревку эту снимают с рогов и кладут под ноги корове, чтобы она ее перешагнула, говоря при этом следующие слова:
Водись, скотинушка,
На радость Ванюшке,
На радость Марьюшке,
Да малым детушкам.
Затем эту веревку завязывают за трубу на крыше (г. Боготол).
- Корову домой сначала ведут на веревочке, а когда подводят к дому, то надевают полотенце. Потом надо взять в рот хлеб и, когда жуешь, говорить: "Тут твой двор, тут твоя и память". А когда заведешь во двор, нужно, чтобы она этот хлеб съела. Никому другому об этом рассказывать не надо (с. Кускун Манского района).
- Если корова убегала к старому хозяину, дают ей кусочек хлеба и говорят: "Буренка, в старый дом тебе пень да колода, в новый дом - открытая дорога". Потом надо три раза плюнуть (с. Дворец Кежемского района).
- Купленную корову заводят во двор через ремень. Его кладут в воротах и говорят следующие слова: "Дом сгорел, хозяин ума лишился, хозяйка с ума сошла, а ты, люба, тут живи. Живи, люба, тут". Этот заговор повторяют 2-3 раза (с. Еловка Бирилюсского района).
- Когда корову покупаешь, надо умыться три раза на заре. Этой водой три раза напоить корову. Или мелко подстричь ногти, сперва с правой руки, потом с левой, и скормить с хлебом корове. Или отрезать немножко волос с подмышки, с лобка, попоить корову (с. Ярки Богучанского района).
- Чтобы корова не убегала к старым хозяевам, надо кусочек хлеба посолить, положить на заслонку от русской печки и скормить с заслонки корове (с. Ярки Богучанского района).
- Когда покупаешь какую скотину у людей, чтобы она прижилась, нужно захватить со двора горсть земли (с. Ярки Богучанского района).

В народной традиции нашего края сохранились редкие заговоры, которыми сопровождалась покупка других домашних животных:
- Когда покупаешь поросенка или теленка, то незаметно надо взять немного соломки с того места, где поросенок лежал. При этом сказать: "Поросенок мой и приплод со мной". Хозяину плохо не будет, и у тебя приплод будет (с. Б. Солба Идринского района).
- Когда покупаешь поросенка, нужно сажать его головой вперед, а выпускать дома, распоров мешок с другой стороны (с. Б. Солба Идринского района).
Особыми обрядовыми действиями сопровождался отел домашних животных:
- Если корова телится первый раз (нетель), то хозяйке при первом доении этой коровы надо снять со своей головы платок, обвязать этим платком рога коровы крест-накрест и произнести трижды:
"Раньше ты была девица, а теперь ты молодица" (с. Б. Косуль Красноярского края).
- Когда отелится корова, теленка в избу должен завести чужой человек (не член семьи). Увидев теленка в первый раз, надо сказать трижды: "Не теленок, а волчонок" (чтобы не сглазить) (с. Б. Завод Боготольского района).
Домашние животные всегда очень много значили в крестьянском хозяйстве. Конечно, от "коровушки" и "лошадушки" зависело здоровье и благополучие всей семьи, но воспринимали животных не только прагматически. Скорее, в них видели равноправных членов семейства. Недаром в святочных колядках домашние животные упоминаются в одном ряду с домочадцами. Ухаживая за животными, хозяева ласково разговаривали с ними, не допускалось и грубое отношение к скотине. Только такое очеловеченное восприятие животных могло породить заговоры, призванные уменьшить тоску матери-коровы и дитя-теленка, отлучаемых друг от друга.
Молитва от тоски коровы, когда у нее отнимают теленка:
- Утренняя заря отстает от солнца,
А вечерняя от месяца,
Так бы моя красная корова
От своего белого теленочка отставала,
Во сне его задумывала,
В гульбе бы загуливала.
Аминь! Аминь! Аминь!
Святого духа (с. Малая Ялань Казачинского района).
- Если теленок сильно кричит, тоскуя по корове, берут лопатку, которой выталкивают хлеб из печи, и похлопывают теленка, приговаривая: "Как моя лопата не тоскует, не ревет о печи, так и ты, телок, не тоскуй, не реви о своей матушке-коровушке" (с. Никольское Пировского района).

Крестьянские жилища сибиряков, начиная с первых лет освоения Сибири и до середины XIX века, претерпели большие изменения. Русские переселенцы принесли сюда строительные традиции тех мест, откуда были родом, но учитывая характер местной погоды, стали менять их: Исходным типом жилища XVII века была клеть - четырехугольный сруб под крышей. Клетью и ныне называется неотапливаемое помещение, которое может служить как летним жильем, так и хозяйственным помещением. Но клеть с печкой - уже изба.

В старину на Руси избы топились "по-черному", дым выходил в небольшое "волоковое" окно во фронтальной части избы. Потолка тогда не было. Двери в избу и клеть открывались первоначально внутрь - по-видимому, это было вызвано тем, что в условиях снежной зимы за ночь у дверей могло намести сугроб снега. И только в начале XVII века появляются сени ("сенцы"), соответственно и двери стали делать открывающимися наружу.

Таким образом складываются строения: изба + клеть или изба + сени. В XVII веке отмечается и более сложная связь: изба+сени+клеть. Возводились эти жилища таким образом, чтобы сени располагались между избой и клетью. Зимой семья жила в отапливаемой избе, а летом - перебиралась в клеть. Первоначально, в XVII веке, "русские сибиряки" довольствовались небольшими по размеру постройками. В документах того времени мелькают названия их: "дворенки", "клетишки", "избенки". Но нужно заметить, что и в ХХ веке переселенец чаще всего возводил вначале небольшой домик-времянку, а уж затем, по мере обживания и накопления средств, строил дом.

В XVIII-XIX веках с усложнением техники строительства появляются избы-двойни (изба+сени+изба) и изба-пятистенок. Пятистенок представлял собой большого размера помещение, разделенное внутри капитальной рубленой стеной. Одновременно усложняются типы пристроек, переходов, сеней, кладовых, крылечек и пр. В конце XVIII-начале XIX веков в Сибири начинают возводиться наиболее приемлемые для сурового климата жилища - "крестовые" дома. "Крестовый" дом или "крестовик" представлял собой значительных размеров помещение, разделенное внутри крестообразно двумя капитальными стенами.

Изба могла располагаться на "подклети", в которой были подсобные помещения - кладовка, кухня и др. Жилище могло включать в себя несколько изб, соединенных переходами-навесами, пристройки, прирубы. В больших, многосемейных хозяйствах на общем подворье могло находиться 2-4 жилища, в которых проживали родители, семьи детей, даже внуков.

В большинстве районов Сибири, в условиях изобилия строительного материала, дома строили из сосны. Но строили и из лиственницы, пихты. Однако чаще так: нижние ряды ("венцы") из лиственницы, пихты, жилая часть из сосны, а отделка дома - из кедра.

В неласковых условиях Сибири наиболее приемлемой была техника рубки углов избы в "угол" или "в обло", "в чашу": в бревне выбирался полукруг, а концы бревен выступали за стены сруба. При такой рубке углы строений не промерзали даже в самые сильные морозы.

Видами вырубок также были:

- В лапу. Рубка без остатка в чистый угол. Бревна соединялись концами, затесанными с обеих сторон;

- В крюк с остатком. Внешне похоже на рубку в угол, но в бревне выбирается не полукруг, а четверть круга;

- Без остатка: соединение в "ласточкин хвост", в простой замок, в зуб (т.е. в шпунт) и др.;

- В охряпку. Простая рубка. В каждом бревне выбиралось углубление сверху и снизу. Рубка эта применялась чаще всего при строительстве хозяйственных построек, часто без утепления.

Иногда при строительстве избы применялась столбовая техника. Основу составляют столбы с вертикально выбранными в них пазами и вкопанные на равном расстоянии друг от друга. Промежутки забираются бревнами, образующими стены строения.

В бревнах для рубки стен выбирались полукруглые пазы и укладывались на мох, часто в "шип" (т.е. соединялись между собой специальными деревянными штифтами). Щели между бревнами тщательно конопатились и замазывались глиной. Внутренняя сторона тщательно вытесывалась и выстругивалась рубанком ("стругом"). Предварительно перед рубкой бревна для строительства избы "выводились", т.е. их, ошкурив, протесывали под один диаметр, что в тонкой части, что в комле бревна. Общая высота дома равнялась 13-20 рядам бревен, "венцам".

Возведенный на "подклети" дом обязательно имел подполье. Сама "подклеть" из 3-5 рядов бревен могла быть верхней частью подполья. Подполье сибирского дома было весьма обширное и глубокое, если этого позволяли почвенные воды. Часто оно обшивалось доской. Фундамент дома учитывал местные особенности: наличие мерзлоты, близость и наличие камня, уровень вод и др. Под нижний ряд бревен часто прокладывалась береста.

Если в Европейской России даже в ХIХ веке были распространены земляные полы, то в Сибири пол обязательно был дощатым. Это было естественно даже для самых бедных крестьян. Полы настилались из колотых повдоль, протесанных и выструганных бревен. Такие толстые, до 8-12 см, доски назывались "тесинами" или "тесницами". Пиленый "тес" появился в Сибири во второй четверти ХIХ века с появлением пилы. Пол мог быть также и двойным.

Потолки изб из тонких, тщательно подогнанных друг к другу бревен были вплоть до конца ХIX века. Если для потолка применялись тесаные или пиленые доски, то они могли располагаться "встык", заподлицо или "вразбежку". Сени и клети чаще всего были без потолка (без "подволоки"). Потолок избы утеплялся глиной и землей особенно тщательно, так как от этого зависело, удержится ли тепло в помещении.

Наиболее древним, традиционно общероссийским в технике строительства видом кровли была кровля на "посомах" (на "самцах"), т.е. на бревнах фронтонов, постепенно укорачивающихся кверху. Позднее посомы заменились дощатыми фронтонами.

Бревна посомов ("самцов") плотно пригонялись друг к другу и скреплялись шипами. В верхние, короткие, бревна посомов врубалось длинное бревно, называвшееся "князевой" слегой. Ниже, параллельно вдоль будущей крыши, шли "решетины". Еще полтора-два столетия назад крыши крылись без единого гвоздя. Делалось это так. Сверху вдоль посомов по их скатам врубались "курицы" - тонкие бревна с крюком внизу. На крюки вдоль нижней кромки будущей крыши укладывалось выдолбленное желобом бревно. На желоба опирались "тесницы" кровли, уложенные на платы бересты. Тесницы могли быть двойными, "внахлестку". Сверху концы тесин над коньковой слегой закрывали - придавливали тяжелым коньковым бревном. На переднем конце бревна часто вытесывали "конька", отсюда и название этой детали кровли. Конек скрепляли специальными стяжными деревянными штырями, пропущенными сквозь "коньковую" слегу. Кровля получалась монолитная, очень прочная, выдерживавшая даже шквальные порывы ветра или тяжелый снег.

В качестве кровельного материала наряду с тесинами применяли и "драницы". Предварительно расколотые хвойных пород бревна, чаще всего "листвяжные", расщеплялись топором и клиньями на отдельные "драницы". Длина их доходила до двух метров. Топорный тес или "драницы" были весьма устойчивы к воздействию осадков, долговечными. При пилении же поверхность теса сильно разрушается и легко пропитывается влагой. Крытые дранью строения встречаются в Сибири даже во второй половине ХХ века.

В любом случае деревянные, крытые тесинами крыши - важнейший признак сибирского дома. Соломенные крыши, повсеместно распространенные у великоросских крестьян даже среднего достатка, у сибиряков почти не встречались, разве что у переселенцев на первых порах или у самых последних лентяев-бедняков.

Позднее стала повсеместно применяться конструкция кровли стропильная. При этом стропила врубались как в верхние ряды стен избы, так и на связях. На верхние ряды укладывались бревна-подстропильники ("переводины"), связанные иногда крестообразно под потолком. Коньковая слега крыши могла быть уложена просто на врытые в землю столбы с развилкой.

А в начале ХХ века у самых зажиточных крестьян и деревенских торговцев-мироедов возводятся крыши, крытые железом.

Крыши могли быть одно-, двух-, трех- и четырехскатные. Были крыши с "залобком", крыши с козырьком, двойные крыши и др. Для покрытия пятистенного и особенно "крестового" дома четырехскатная, "шатровая" крыша была наиболее пригодна в условиях сурового сибирского климата. Словно колпак, такая крыша удерживала тепло над потолком. Края же такой крыши, отступая на метр и более в стороны от стен, позволяли отводить от стен дождевые струи:

Сени в крестьянском доме были дощатыми, но более распространены были рубленые с покатой крышей. Входили в сени и в дом через высокое, просторное крыльцо, часто на специальном бревенчатом подрубе. Столбы и перила крыльца украшались резьбой.

Окна крестьянских изб первоначально, в XVII веке, были небольшими. Для выхода дыма от печей "по-черному" применялись "волоковые" окна. Это небольшие окна без рам, вырезанные в одном или двух смежных бревнах, закрывавшиеся задвижной доской ("окна заволакивались"). Довольно быстро сибиряки начинают строить дома с "колодными" и "косящатыми" окнами - в них вставлялись рамы. В XVII-XVIII веках для окон используют слюду, брюшину животных или холст, пропитанный маслом, жиром, смолой. Если в Европейской России окна и до ХХ века часто продолжали оставаться небольшими, то в Сибири повсеместно уже с XVIII века отмечаются большие окна, а количество их доходит в крестовом доме до 8-12. При этом простенки между окнами значительно уже, чем окна. Все исследователи отмечали повышенную "любовь сибиряка к солнцу, свету".

В XIX веке по Сибири быстро распространяется стекло. Оно было доступно практически всем крестьянам: достаток позволял это. Но и тогда отмечалось, что старожилы на зиму "вынимают" стеклянные рамы, а взамен вставляют рамы с холстом или брюшиной, объясняя это тем, что "де для предохранения от намерзания льда и во избежание мокроты". Встречались рамы с двойными стеклами, а чаще в окна вставляли двойные рамы. Рамы отличались изяществом работы. Зимние оконные рамы часто имели специальные желобки для сбора со стекол талой воды, с середины XIX века быстро распространяются рамы с раскрывающимися створками в летнее время.

Снаружи окна обрамлялись массивными наличниками. На них на шарнирах подвешивались ставни. Первоначально они служили более для защиты окон от стрел. Так из записок историка А.К. Кузьмина узнаем "про веревочки (в 1827 г.), привязанные к болтам ставней, чтобы можно было их отворять и затворять, не выходя из дома. Я прежде думал, что только одна сибирская лень сверлила и портила стены для пропуска веревок; но после уверился, что это остаток старины, защита при осаде, когда, не подвергаясь опасности, нельзя было выйти на улицу". Ставни служили и для украшения окон: "Окна без ставней, что человек без глаз", - говаривал один старожил.

Наличники обильно украшались резьбой. Резьба была "пропильная", прорезная или накладная - когда рельефный узор набивался на основу. Дом украшался также резным карнизом, галереей с точеными балясинами, балкончиком с резными перильцами, а на трубу ставили ажурный дымник.

Одним из первых художников Сибири, посвятивших ей весь свой большой талант и самобытное творчество, был заслуженный деятель искусств РСФСР Дмитрий Иннокентьевич Каратанов (1874-1952). Главным учителем для художника стала природа. Коренной сибиряк, он с детских лет впитывал в себя суровую красоту родных мест, и эти ранние впечатления впоследствии образно и легко воплотились в холстах.

Он родился в улусе Аскиз (ныне Республика Хакасия) в семье служащего золотопромышленника П.И. Кузнецова. Отец его Иннокентий Иванович - мещанин г. Красноярска, был руководителем большого хозяйства резиденции. Человек он был одаренный. Основательно познакомившись с бытом минусинских татар (хакасов), написал научный труд по этнографии этого народа, за что у Русского географического общества получил почетную грамоту, серебряную медаль и звание действительного члена этого общества. Он сотрудничал с организатором минусинского музея Н.М. Мартьяновым, передавал ему интересные экспонаты.

Мать Д.И. Каратанова, по национальности полька, оказалась в Сибири со своей матерью - участницей польского восстания 1863-1864 годов.

В раннем детстве у Дмитрия появился интерес к рисованию. Отец его был дружен с В.И. Суриковым и развивал у сына интерес к изобразительному искусству - он и сам имел способности к рисованию.

С глубоким уважением и трепетной любовью относился Каратанов к Сурикову. Сближение их произошло в 1888 году, когда четырнадцатилетний Митя впервые открыл двери дома Суриковых и показал свои рисунки маститому художнику.

Свою первую встречу с ним Каратанов описывал так: "С душевным трепетом, прижимая к груди пачку своих детских рисунков, вошел я в дом, где жил и работал Суриков. [...] В комнате [...] развешаны его этюды, а на мольберте - неоконченная картина "Исцеление слепого".

Василий Иванович часа три беседовал со мной, указывая на достоинства и недостатки моих рисунков, показывал мне свои итальянские эскизы и дал много ценных советов.

- Когда ты рисуешь что-нибудь, никогда не начинай с деталей, всегда с общего, - сказал Василий Иванович и тут же при мне сделал беглый набросок со своей руки, показывая, как именно надо рисовать".

В дальнейшем Каратанов не раз получал от Сурикова драгоценные советы и указания. Эти встречи и беседы были хорошей школой для молодого художника. По совету Сурикова в 1892 году он поступил в Академию художеств, где учился у А. И. Куинджи, который ценил его самобытный талант. Закончить полный курс обучения Каратанову не пришлось. Недостаток средств вынудил его летом 1896 года возвратиться в Красноярск.

Каратанов много ездил по краю. Увиденное служило ему большим подспорьем для пейзажных этюдов и карандашных зарисовок, которые помогали художнику в работе над тематической картиной. Но неизменно важным для творчества Каратанова оставался пейзаж, он дополнял содержание жанровых произведений и активно существовал самостоятельно.

Любимым местом работы Каратанова были красноярские Столбы. Эти первые пейзажи написаны художником с большим вдохновением. Картина "Столбы" настолько емка по духовному воздействию, что все, что создавалось красноярскими художниками позднее, идейным подтекстом связано с этой работой.

В 1900 году Каратанов снова приехал в Петербург, где начал работать в художественной студии-мастерской М. К. Тенишевой. Здесь он познакомился с сыном И. Е. Репина Юрием и стал бывать у Репиных дома, сблизился с В. А. Серовым и исполнил декорации одной из сцен оперы А. Н. Серова "Вражья сила", постановку которой осуществляла мать художника. Декорации понравились Серову. Он подарил Каратанову один из своих эскизов с надписью: "За хорошо исполненную работу Д. И. Каратанову. В. Серов".

В апреле 1900 года в Красноярске состоялась художественная выставка, на которой были выставлены работы не более одиннадцати красноярских художников. Это картины "Милосердный самарянин" В.И. Сурикова (представлена Кузнецовыми, которым она была подарена художником), "В одиночном заключении" М.А. Рудченко, рисунки серии "Из быта переселенцев" П.М. Головачева. В этих картинах, как отмечал в газете местный рецензент, "видна гуманная мысль и чувствуется любовь к человеку". Он отметил рисунок "Бродяга" Д.И. Каратанова, который "отличался недурным исполнением". Рецензент выразил сожаление, что Сибирь не имеет специально художественных школ, и этот "крупный пробел", полагал он, можно было бы восполнить созданием рисовальных школ в Томске, Иркутске и Красноярске, что послужило бы толчком к основанию в Сибири если не академии, то художественного отделения в Томском технологическом институте.

1901 году Каратанов снова в Красноярске: началась самостоятельная творческая деятельность. Каратанов вел подвижный образ жизни и больше бывал в походах, поездах, путешествиях, чем стоял у мольберта в мастерской. Его мастерской стало лоно природы, а излюбленным материалом - бумага, карандаши, акварель, значительно реже - холст, масло. - Художник совершил более десяти длительных поездок с экспедициями разного назначения, в основном по районам Севера. Он побывал в Подкаменной Тунгуске, Курейке, в Верхне-Имбатском, Гольчихе, Туруханске, на Оби, в Нарымском крае, Дудинке в составе экспедиций, возглавляемых этнографом В. И. Анучиным, директором краеведческого музея А. Я. Тугариновым, краеведом А. Л. Яворским, антропологом Ф. Ф. Душем, экономистом К. С. Потылициным. Встречался с известным полярником Н. А. Бегичевым и обсуждал с ним план поездки к знаменитому озеру Лама, у Северного Ледовитого океана.

Из экспедиций Каратанов привозил много этюдов, он хорошо изучил быт малых народностей, природу Севера. Его зарисовки - не только интересные произведения искусства, но и важные историко-этнографические документы. К сожалению, большинство рисунков оказалось в частных коллекциях, и местонахождение их сейчас неизвестно. Каратанову приходилось рассчитываться работами за деньги, которыми его ссужали на поездку меценаты, так как организаторы экспедиций не имели средств на содержание художника.

Единственное богатое собрание работ Каратанова - итог поездки на Север в 1906 году - хранится в фондах ленинградского Государственного музея этнографии народов СССР. Из работ этой серии особенно выделяются два написанных маслом портрета - "Остяк в чуме" и "Шаманка".

Могучие и величественные горные хребты, дикая, нетронутая, непроходимая тайга и необъятные, зовущие к себе синие сибирские дали раскрывались в его пейзажных работах эпического и лирического характера. В пейзаже "Тайга" (1909) показана захватывающая глубина пространства: природа открывается человеку, покоряя его своим богатством, размахом, спокойствием и тишиной; В картине "Столбы. Камень" (1910) правдиво передана характерная для теплого летнего дня в таежной глуши игра света и тени на покрытых бархатистыми мхами и лишайниками камнях, травах, листьях и стволах обступивших их деревьев.

27 января 1910 года в Красноярске открылась первая в Сибири рисовальная школа с четырехлетним сроком обучения. В.И. Сурикову "как ходатаю об открытии в Красноярске рисовальной школы" была послана приветственная телеграмма.

10 марта 1910 года енисейский губернатор Я.Д. Бологовский уведомил городского голову, что "к назначению красноярского мещанина Д.И. Каратанова и свободного художника Л.А. Чернышева на должность: 1-го преподавателем, а 2-го заведующим-преподавателем Красноярской городской рисовальной школы препятствий с моей стороны не имеется".

Рисовальные школы в России не имели общего устава и общей программы. Каждая рисовальная школа в России имела особую программу и свой особый устав, утвержденные высокими инстанциями. Красноярская государственная училищная комиссия приняла для открытой в Красноярске рисовальной школы составленную Д.И. Каратановым временную программу.

Д.И. Каратанов был ведущим преподавателем рисунка и живописи. "Душой и вдохновителем школы,- вспоминал А.П. Лекаренко, бывший ученик этой школы,- был Дмитрий Иннокентьевич Каратанов, пользовавшийся среди нас, учеников, всеобщим уважением и огромным авторитетом".

Свое мастерство и жизненный опыт Каратанов передавал ученикам, работая руководителем первой в Сибири Красноярской художественной школы.

23 февраля 1916 года в Красноярске открылась первая передвижная выставка живописи и скульптуры сибирских художников (Алтай, Томск, Красноярск, Иркутск). В ней участвовали восемнадцать художников, большинство из них красноярцы: В.И. Золотухин, Д.И. Каратанов, М.В. Летунов, А.С. Сергеев и другие. Каратанов представил двадцать картин, из них особенно были отмечены "Чумы", "Дикий камень", "Развалы", "На Столбах", "Тайга", "Тайга у Столбов". Как писал обозреватель, "Чумы" написаны в суровых тонах, характерных для Туруханского края. От картины веет подлинно мистическим ужасом и подавляющей отрешенностью и заброшенностью гиблого края. Хмурое и суровое настроение вообще характерно для творчества Каратанова. "Сибирь, настоящая Сибирь,- отмечал тот же журналист,- хмурая и ласково-величественная, чувствуется только у Каратанова и Гуркина (художник с Алтая). Им она поддается - покоренная талантом влюбленных в нее художников". Д.И. Каратанов принял участие и во второй художественной выставке, которая открылась в Красноярске 7 марта 1917 года и продолжалась в течение недели в зале Общественного собрания. В выставке, посвященной памяти В.И. Сурикова, участвовали кроме местных художники из Томска, Иркутска и других сибирских городов. Местная газета "Енисейский край" отмечала, что художественные силы за последние годы быстро множатся.

Каратанов постоянно участвовал в экспедициях Красноярского краеведческого музея по краю, а с 1917 по 1940 год состоял художником этого музея.

Д.И. Каратанова по праву считают певцом Сибири. Сибирская природа, тайга и тундра, могучий Енисей, Столбы, жизнь и быт людей Севера - рыболовов и охотников были ведущими темами его творчества.

Искусствовед Н.В. Лисовский справедливо отметил: "В пейзажной живописи Д.И. Каратанов является прямым продолжателем традиций Саврасова, Васильева, Левитана. Тот же строгий реализм, стремление к простоте, искренности и сердечности. Та же любовь и проникновение в душу родной природы и умение найти красоту в самом простом мотиве. Но при всем этом общем Каратанов ни на кого из перечисленных художников не похож, как не похожа природа средней полосы России на природу Сибири..."

Д.И. Каратанов воспитал многих красноярских художников. У него учились художники А.В. Вощакин, А.П. Лекаренко и другие. "Я, его бывший ученик,- говорил А.П. Лекаренко,- буду всегда ему благодарен как замечательному учителю и воспитателю, человеку редкой души, открывшему предо мной двери в мир прекрасного".

Каратанов первый из сибирских художников получил в 1948 году почетное звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Замечательный самобытный художник Д.И. Каратанов воспевал Сибирь, ее природу, ее историю, ее людей. Сибирь создала его как художника, и он отплатил ей преданностью, верностью, любовью.

В Красноярске есть улица Д.И. Каратанова, а на доме по ул. К.Маркса, 83 установлена мемориальная доска с барельефом художника и текстом: "В этом доме с 1933 по 1952 год жил работал художник, заслуженный деятель искусств РСФСР Дмитрий Иннокентьевич Каратанов".

"Таких прекрасных, светлых, обширных изб, с такой изящной внутренней отделкой, нигде в целой России нет. Бревна вытесаны и выструганы так искусно, что в избе стены как бы сплошные, блестят и радужатся от перелива древесных струй", - писал декабрист И. Завалишин о жилищах сибиряков.

Повседневная жизнь крестьян протекала в избе, а для приема гостей и застольев чаще служила парадная половина дома - горница. В избе особое место отводилось русской печи. Она была "кормилицей", хозяйственным центром дома. В конце XVIII века начинают исчезать печи "по-черному", но еще длительное время остаются "полубелыми", т.е. с трубой и заслонкой-задвижкой в верхней части, на чердаке. Печь ставилась справа или слева от входной двери. Для спуска в подполье рядом с печью располагался "голбец" ("голбчик") - ящик с крышкой. Голбец мог быть и за печью с вертикальной дверью. Значительно позднее спуском в подполье стал люк в полу ("западня"). Над входной дверью от печи до стены настилались полати: здесь спали почти все члены семьи, а также хранилась часть одежды. На полати входили по приступкам у печи. Верхним голбцом называлась деревянная площадка от печи до стены. Печь служила спальным местом стариков.

Передняя часть избы перед печью отгораживалась загородкой из тесниц или занавеской. Здесь располагалась "куть", своеобразная кухня. Это было "царство" хозяйки и "большухи", жены старшего сына. В куть выходило устье печи. Вдоль стены стоял или подвешивался ящик для посуды - "залавок", а наверху от печи тянулась широкая полка - "грядка".

Углы в избе носили названия: кутный, покуть, сутки и передний (красный, святой). В святом углу сходились широкие лавки. Они были шириной до 9 вершков (около 40 см). Лавки чаще всего были прикреплены к стене, застилались специальными ткаными половиками или холстами. Здесь же стоял чисто выскобленный и вымытый стол. А главное, в святом углу располагалась "божница" с иконами. Иконы и божница украшались пихтой, рушниками. Перед иконой во многих домах висела лампадка.

При наличии одной комнаты - избы - вся семья живет в ней зиму, а летом все переходят спать в неотапливаемую клеть или на поветь, на сеновал. Но в XIX веке в домах сибиряков уже по нескольку жилых покоев: "прихожка", "спаленка", "горница".

В горнице часто была своя печь - обычно "голландка" ("галанка", "механка", "теремок"). У стены покоилась деревянная кровать - на ней пуховые перины, подушки, простыни из белого, а покрывала из цветного полотна. Иногда кровати застилались коврами сибирской работы.

Вдоль стен шли лавки, шкафы или полки со "всякой посудой фабричной работы". В горницах встречались деревянные диваны, резные или крашеные. Обязательно здесь стоял стол искусной работы, часто с резными ножками, покрытый скатертью или ковром. Украшали горницу также сундуки ручной работы или купленные на "ярманке" - в них хранились личные вещи членов семьи.

В переднем углу горницы также имелась "божница", но более украшенная и с более ценными иконами. Наиболее ценимы из них были привезенные "из Рассеи" и передававшиеся по наследству.

Стены горницы особенно гладко выструганы и даже, по воспоминаниям стариков, натирались воском, вощились для блеска и красоты. Углы закруглены. Позднее стены стали оклеивать холстом, обоями ("шпалерами"), а мебель стали красить синей или красной масляной краской.

В простенках висело зеркало, украшенное полотенцем с вышивкой; висели лубочные картины, а иногда и "писанные красками". В начале ХХ века повсеместно появляются застекленные рамы с фотографиями.

Полы тщательно мылись с "дресвой", прокаленным песком, скоблились и застилались сшитыми холстами, прибитыми по краям мелкими гвоздями. Сверху на холсты настилали в два-три слоя домотканые половики. Они служили и своеобразным показателем достатка в доме. У зажиточных крестьян можно было на полу встретить ковры.

На столе в горнице обязательно стоял самовар, а также набор чайных фарфоровых чашек.

Потолки в горнице были настланы особенно тщательно, украшены резьбой или расписаны красками. Важнейшим нравственно-этическим центром и элементом интерьера была "матица", потолочная балка. "Матица дом держит", - говорили сибиряки.

Нигде в России так не ценились чистота, порядок в доме, как в Сибири. Полы, столы, лавки, стены и потолки постоянно мыли и скоблили. А старообрядцы Забайкалья перед праздниками даже мыли свои дома снаружи сверху-донизу.

Недавно иркутские архивисты отыскали некоторые данные из его биографии. Родился Карпухин 4 декабря 1891 года в селе Дягилеве Троицкой волости Рязанского уезда. Его отец, имея пять десятин земли, служил еще и на железной дороге, где получал небольшое жалованье. Пятерых маленьких сыновей-погодков, жену и деда отца прокормить часто не удавалось. Вот почему уже с 12 лет старший сын Николай нанимается к богатым кулакам.

С 1909 года Карпухин работает ремонтным рабочим на железной дороге. Затем уезжает в Москву, чтобы получить хоть какую-то специальность. Но работать дворником за мизерную плату и одновременно учиться было чрезвычайно тяжело. Через год он снова возвращается в Рязань, где находит место чернорабочего.

В июле 1914 года Николая Федоровича Карпухина мобилизуют в армию, в которой он прослужил до февраля 1918 года. Служил он в тыловых частях и на фронте в боях с германцем не участвовал. Имея за плечами двухклассное железнодорожное училище, он сумел дослужиться в армии до полкового писаря.

В феврале 1918 года Карпухин вступает в партию большевиков. Здесь, на родине, он делает головокружительную карьеру. Сняв солдатскую шинель, Карпухин не кичится партийным билетом, а начинает работать в Троицком волостном Совете переписчиком бумаг на общественных началах. В сентябре 1918 года он утверждается секретарем волисполкома, а с февраля 1919 года становится его председателем.

С июня 1920 года ему доверяют пост председателя Рязанского уездного исполкома. В этой должности он работает до 9 июля 1924 года. В его служебной характеристике появляются такие строки: инициативен, умеет подбирать в аппарат деловых работников, пользуется среди исполкомовцев большим авторитетом. Как член бюро уездного комитета партии принимал деятельное участие в проведении различных кампаний, митингов, бесед. "Продолжительность пребывания Карпухина в должности предисполкома, - сообщает характеристика, - свидетельствует о том, что он является одним из лучших председателей УИК губернии".

Решением Рязанского бюро губкома Карпухина единогласно избирают председателем Рязанского губисполкома. Затем следы биографии его теряются, а весной 1932 года Карпухин появляется в Красноярске на должности председателя горсовета.

В начале 1930-х годов в Красноярске быстро росли масштабы промышленного строительства.

Если в 1928-1929 гг. в городе работало 12 крупных предприятий, то спустя два-три года в городе строилось еще 10 новых крупнейших предприятий. На 1 января 1933 года отряд рабочего класса в городе составил 25090 человек, по сравнению с 1929 годом он заметно увеличился.

Катастрофически не хватало специалистов. Весь руководящий состав зубрил т.н. "шесть условий", без выполнения которых, по утверждению Сталина, невозможно было построить в нашей стране социализм. В речи на совещании хозяйственников в июне 1931 года он говорил, что условие первое - это обеспечение предприятий рабочей силой; второе - ликвидация текучести рабочей силы, уничтожение уравниловки, правильная организация зарплаты, улучшение бытовых условий рабочих; третье - ликвидация обезлички, улучшение организации труда, правильная расстановка сил на предприятии; четвертое - добиться того, чтобы у рабочего класса СССР была своя собственная производственно-техническая интеллигенция; пятое - изменение отношения к инженерно-техническим силам старой школы, проявление к ним внимания и заботы, привлечение их к самой сложной работе; шестое - внедрение и укрепление хозрасчета, увеличение внутри-промышленного накопления.

Однако эти мудрые советы вождя в Красноярске пока положительных результатов не давали. Анализ первой пятилетки показал, что красноярская промышленность имела совершенно неудовлетворительные показатели: по всем предприятиям из года в год повышалась себестоимость продукции, шло ухудшение ее качества.

Пристальное внимание руководство города уделяло строительству завода Красмаш. В постановлении Совнаркома СССР от 20.06.1932 года было сказано: "Форсировать строительство Красноярского машиностроительного завода золотопромышленностис расчетом ввода в действие первой очереди не позднее 1933 года, для чего включить этот завод в список ударных строек..."

Красноярск из патриархального становился мощным индустриальным центром. Стройки давались красноярцам непросто: не хватало самого необходимого, порой даже хлеба. Но всю эту нужду, боль заглушали лозунги, призывы, транспаранты: "В первой в мире стране свободного труда не может быть труда принудительного". Или: "У нас труд - дело чести, у них труд - рабство".

Людей принуждали выписывать периодическую печать, причем не только коммунистов, но и беспартийных рабочих. В 1933 году в городе снова вспыхнула эпидемия сыпного тифа. Недостаток постельного белья, мыла, скученность в общежитиях, плохое питание были основными причинами заболеваний.

Не хватало теплой одежды. Особенно тяжело бытовые неустройства переносили железнодорожники. По специальному решению горкома и горисполкома им было выделено 300 комплектов теплой одежды: полушубки, валенки, рукавицы. Их в первую очередь давали сцепщикам вагонов, машинистам, стрелочникам. Чтобы сбить волну недовольства, было решено выделить железной дороге 35 квартир.

1933 год стал годом ввода в строй действующих в Красноярске самого мощного деревообрабатывающего комбината в Сибири, чрезвычайно необходимого промышленности кислородно-ацетиленового завода.

Но напряженную трудовую жизнь Красноярска всегда нарушали очередные чистки партии. Особенно был растревожен весь город, когда узнал, что секретарь горкома Афанасий Васильевич Шишкин и председатель горсовета Николай Федорович Карпухин исключены из рядов партии и сняты с работы. Опальные партийцы решили подать апелляцию в крайком партии, и в газете не замедлила появиться публикация: "Красноярские руководители не хотят признавать своих ошибок", заработали проверяющие из Иркутска.

В октябре 1933 года состоялась повторная чистка Шишкина и Карпухина и вскоре газета "Красноярский рабочий" опубликовала постановление горсовета. В нем говорилось, что "Карпухин Н.Ф. будучи председателем горсовета и членом ГК ВКП(б) не боролся на деле за охрану социалистической собственности, не мобилизовал на эту борьбу парторганизацию и рабоче-крестьянские массы. Вследствие, чего, в ряде красноярских организаций (красноярская база "Востсибпушнина", Золотопродснаб, Красмашстрой, хлебзавод, совхоз "Первенец пятилетки", Заготзерно и другие) имели место хищения и растранжиривания продуктов и промтоваров по запискам и безнарядное расходование государственных хлебных фондов".

"Только притуплением классовой и партийной бдительности, - отмечалось в документе, - можно расценивать такие факты, когда Карпухин допустил незаконную безнарядную выдачу двух тонн хлеба моторностроительной верфи для строительства катера горсовету, в то время когда отдельные категории рабочих снимались со снабжения и отдельные учебные заведения и курсы недополучили хлеб".

Здесь же говорилось, что Карпухин оторвался от массы и вел неправильную политику. Плохо руководил своими отделами. Не оправдал доверия своих избирателей, бюрократически отнесся к их наказам. Карпухин пытался оправдаться, что его "ошибки случайны", оправдывая их существующей системой...

Председателя горсовета обвиняли еще и в том, что он допустил незаконную покупку в Союзпушнине беличьих шкурок на шубу жене и импортного ружья. Причем оплата и ружья, и шубы была произведена из средств лечфонда. Но и это не все. Комиссия выяснила, что Карпухин получал незаконный паек в Золотопродснабе в течение пяти месяцев на сумму 2 тысячи рублей. Кроме того, участвовал в незаконном самовольном повышении жалованья на 200 рублей в месяц (заметим, что учителя первой ступени в 1932 году получали 42 рубля в месяц, второй - 65 рублей; сторож школы - 13 рублей). Эти обвинения в адрес руководителя горсовета вызывали у большинства красноярцев справедливый гнев.

Первого секретаря горкома А.В. Шишкина обвиняли, как и Карпухина, в покупке своей жене дохи из белки, приобретении импортного ружья, в получении ежемесячной двухсотрублевой добавки к зарплате, которая незаконно выплачивалась из лечфонда. Секретаря справедливо критиковали и за самоснабжение, то есть за покупку по себестоимости сельхозпродуктов из пригородных совхозов.

В конце октября Восточно-Сибирский крайком партии окончательно утвердил решение бюро красноярского горкома партии об исключении из ее рядов Шишкина и Карпухина, а также нескольких других ответственных работников рангом ниже.

Дело Карпухина и Шишкина обсуждалось в каждой парторганизации Красноярска. Горкомовцы указывали, что "беспартийные рабочие и колхозники должны со всей серьезностью оценить крупное партийно-политическое значение этого факта".

Дальнейшая судьба Карпухина была трагической. Не согласившись с решениями горкома и крайкома, он решил сам ехать в Москву, чтобы там оправдать свое честное имя. Но, не добравшись до Москвы, он умирает в поезде от разрыва сердца. Многие старожилы до сих пор помнят дружную семью председателя горсовета, которая, по их словам, жила скромно, едва сводя концы с концами. В судьбе Карпухина до сих пор много неясного. К сожалению, архивы об этом человеке и его "деле" пока молчат...

История Приенисейского края уходит в глубокую древность. Первые люди поселились здесь около 200 тыс. лет назад. За прошедшие века по территории прокатились волны нескольких великих миграций человечества. До прихода русских здесь обитали немногочисленные тюркские, самодийские, тунгусские и енисейские племена, обладавшие самобытной древней культурой и особым образом жизни. Первые отрывочные сведения о появлении русских на Енисее относятся к тем далеким временам, когда отважные поморы — потомки новгородских ушкуйников — добирались сюда по «студеному» морю вдоль северных берегов континента. Однако широкое заселение Приенисейского края происходило на общем фоне присоединения Восточной Сибири к Русскому государству в начале ХV — первой трети XVII вв. Главной целью землепроходческого движения в Сибирь была «мягкая рухлядь» (пушнина) — важнейшая валютная статья дохода Московского государства в XVI - XVII вв.

В бассейн Енисея русские землепроходцы вышли на рубеже XVI - XVII столетий. Продвижение русских шло водно-волоковыми путями. Пробираясь с севера со стороны «златокипящей Мангазеи», казаки в 1607 г. основали в устье Турухана первое постоянное поселение в крае — зимовье «у Николы на Турухане». Так первым из «небожителей» на берега Енисея пришел Николай Чудотворец — самый популярный на русских посадах «покровитель» торговых людей и мореходов. Поселение впоследствии стало называться Новой Мангазеей (нынешнее село Старотуруханск).

С освоением Маковского волока было положено начало активному продвижению русских в Восточную Сибирь по системе рек: Обь - Кеть - Кемь - Енисей - Ангара - Лена. В конце волока у входа в Ангару в 1619 г. поставлен Енисейский острог, который в течение более 150 лет был главным товарно-распределительным и ремесленным центром Восточной Сибири. Для защиты с юга подступов к Енисейску и водному пути были основаны Красноярский (1628 г.), Канский (1628 г.), Ачинский (1641 г.) остроги, получившие названия Красноярской засечной черты. Территории к югу от нее были присоединены лишь в начале XVIII столетия, когда с постановкой Абаканского (1707 г.) и Саянского (1718 г.) острогов на берегах Енисея окончательно утвердилась русская власть. Определенную роль в заселении юга края стал играть Яновский волок, соединивший бассейны Верхнего Чулыма и Енисея на территории нынешнего Новоселовского района.

В XVII в. на территории края сформировался второй по значению в Сибири, после Верхотурско-Тобольского, Енисейский земледельческий район, поставлявший хлеб во все восточные окраинные земли России.

С проведением Московского (Сибирского) тракта в середине XVIII в. открывается новый этап заселения и развития Приенисейского края. Во много раз ускорилась, по сравнению с водным путем, доставка товаров из России на Восток и в обратном направлении, активизировалась торговля (зимний санный обоз поспевал из Ирбита на Урале до Кяхты в Забайкалье всего за два месяца, вместо двухлетнего пути по рекам и волокам Сибири с продолжительными изнурительными зимовками). Обслуживание тракта (извозный промысел, ямщина) способствовало формированию ремесленных и торгово-транспортных функций городов, пришедших на смену их военно-оборонительным функциям.

Экономическая жизнь постепенно перемещается с севера в зону Московского, Ачинского, Енисейского и Тасеевского трактов. Поток вольных переселенцев направляется в Минусинский, Ачинский и Красноярский округа как наиболее благоприятные для земледелия. Рост численности русского населения на юге губернии был ускорен созданием медной и железоделательной промышленности (Луказский и Ирбинский заводы) в 30-х годах XVIII в. Развиваются города Красноярск, Ачинск, Канск, Минусинск. Учреждение в 1822 г. Енисейской губернии послужило новым мощным импульсом развития Приенисейского края под единым управлением. В силу удобств транспортно-географического положения административным центром губернии стал г.Красноярск, хотя в экономическом отношении он значительно уступал Енисейску. Население губернии ко дню ее основания составило 158,7 тыс. человек с явным преобладанием русских.

К середине ХIX в. Енисейская губерния становится крупнейшим золотодобывающим районом России. В период апогея «золотой лихорадки» (1847г.) в заангарской тайге было намыто 1212 из 1270 пудов всего добытого в Российской империи золота. Золотодобыча ускорила развитие судоходства на Енисее, рост земледелия и животноводства, всколыхнула быт и уклад жизни приенисейских деревень, вписала славные и трагические страницы в экономическую историю Енисейской губернии и всей России.

К концу ХIХ в. в губернии сложилась сеть старожильческих поселений, до сих пор являющихся «каркасом» поселенческой сети Красноярского края. С проведением по территории губернии в 1895-1897 гг. Транссибирской железной дороги и внедрением капиталистических отношений здесь развивается фабрично-заводская промышленность, основная доля которой приходилась на предприятия железной дороги (железнодорожные мастерские в Красноярске, Иланске, Боготоле), дражную добычу золота, винокурение, лесную и железоделательную промышленность. На территорию губернии устремился переселенческий поток из Центральной России, особенно с проведением новой аграрной политики П.А.Столыпина, составивший до революции около 400 тыс. человек. Население губернии, в 1897 г. достигшее 570,2 тыс. человек, к 1914 г. возросло до 1119,2 тыс. жителей.

Как уже отмечалось, путь по Иртышу и Оби от Тобольска до Березова и далее по Обской губе до реки Таз начинали в конце июня и покрывали за 8-13 недель. В августе-начале сентября торгово-промышленный люд достигал Мангазеи, где останавливался на зимовку. Весной город пустел. Партии промышленников, пользуясь вешней большой водой, спешили по Тазу через волоки, озера и реками попасть в Туруханское зимовье и оттуда по Енисею уйти в основные районы соболиных промыслов. В свою очередь, Туруханск пустел с начала июля и вплоть до мая-июня следующего года, до возвращения промысловиков, которые торопились тем же путем до "замороза" добраться до Мангазеи и через Обскую губу уйти на "Русь". С середины 30-х годов путь в Мангазею по Оби и Обской губе стал глохнуть, так как с развитием земледелия в Енисейском уезде промышленникам стало выгоднее через территорию по Кети и Маковскому волоку следовать на промыслы в низовья Енисея и Приангарья.

В отдельные годы в Мангазейский и Енисейский районы приходило до двух тысяч охотников. Главным объектом пушного промысла был дорогостоящий соболь. Попутно добывали бобров, волков, лисиц, зайцев, белок, горностаев. С 80-х годов, по мере истребления соболя, многие охотники перешли к массовому промыслу песца.

Как выяснил крупнейший в нашей стране знаток старинных промыслов в Сибири красноярский ученый П.Н. Павлов, эта отрасль экономики принесла России за 70 лет до 8 млн. шкурок соболя на более чем 11 млн. руб., что в среднем составляло 20% доходной части ежегодного государственного бюджета. На долю Приенисейского края пришлось немало: примерно каждый четвертый соболь из десятка (2,8 млн. штук) и на каждые три рубля - пятьдесят копеек из червонца (4077 тыс. рублей).

В лучшие охотничьи сезоны русские промышленники добывали в Приенисейской тайге до 100 тыс. соболей. В среднем каждый охотник-профессионал в год испромысливал в Мангазейском уезде чуть более 60 соболей, а в Енисейском уезде - от 38 до 49 соболей. Их стоимость превышала в 1,5-2 раза стоимость "ужины", то есть промыслового снаряжения, куда входили 20-30 пудов ржаной муки, до пуда соли, не менее 10 аршин сукна сермяжного, около 15 аршин холста, две пары чарков (обуви), три пары рукавиц, одна-две рубахи, около 10 камасов лосиных или оленьих, а также один-два топора, нож, пять-десять саженей сетей неводных и прядено неводное.

Из-за разных цен, особенно на хлеб, "ужина" обходилась в среднем каждому охотнику в Мангазейском уезде в 25-35 рублей, а в Енисейском - 15-25 рублей. Чистая же средняя прибыль, из-за больших транспортных расходов, была много меньше, составляя 20-25%. Это явно немного, если учесть тяжелые условия жизни в глухой тайге, в "несносных трудах и нуждах" в течение всей зимы.

Как же охотились промысловики? Уходили ватагами, обычно в 10-15 человек. Возглавлял промысловую партию передовщик, или ватащик, которому все должны были беспрекословно подчиняться. Он выбирал места промысла, делил большие артели на части (с XVIII века назывались чуницами), выбирал в чуницах передовщиков, возглавляя одну из них сам, назначал чуницам места промыслов, а до начала ледостава организовывал промысел соболей с собаками и сетями-"обметами" вблизи построенного артелью зимовья. По возвращении с промысла передовщики чуниц отдавали артельному передовщику добытых соболей и других зверей, отчитывались во всех делах перед ним. Провинившимся "ватащик" назначал наказания, особенно суровые за воровство.

Каждая небольшая артель, "чуница", действовала самостоятельно до начала промысла самоловными орудиями-"кулемами", ее передовщик делал нарты, лыжи и специальную обувь - уледи; их качество было крайне важным в условиях полного бездорожья. Каждый промышленник волок сам или с помощью собаки нарту с запасом к назначенному передовщиком месту. Сам же глава чуницы уходил за день вперед, чтобы к приходу своих товарищей подготовить стан в виде шалаша и наметить удобные места для ловушек. В районе стана по надям и речкам промышленники делали по два-три ухожья, или "путики", то есть промысловые пути, каждое состоявшее из 80 кулем. Каждому охотнику полагалось рубить по 20 кулем в день, что, впрочем, довольно редко кому удавалось.

Дело в том, что сооружение кулемы было довольно трудоемким занятием. У подножия дерева сколачивался небольшой "огородец" из спиц, образовывавший коридорчик в длину немногим более пол-аршина (35 см) и вышиной четверти на три аршина, закрытый сверху дощечками, чтобы снег не осыпался. Одним концом коридорчик упирался в дерево, а вход с другого конца оставался свободным. У входа клалась приманка - кусочек мяса или рыбы при помощи дощечек, шестика или веревочки, соединенных с большим бревном, приподнятым на тоненькой палочке над входом. Когда голодный соболь, привлеченный приманкой, наступал на дощечку, лежавшую у входа, веревка или шестик приходили в движение, бревно срывалось с устойчивого положения и обваливалось на соболя. Эта ловушка давящего типа делалась только с помощью топора и ножа и дожила в северных районах до нашего времени. Каждый промышленник за сезон изготавливал несколько сот кулем, так как, устроив за несколько дней на каждом стане ловушки, чуница шла на новый стан устраивать ухожья.

После 10 станов передовщик чуницы половину людей посылал "по завоз", то есть за оставленным в зимовье или по дороге запасом. За зиму охотники делали три таких ходки, при этом завозчики осматривали кулемы в том же порядке, как и устанавливали. При возвращении всей чуницы в зимовье ловушки осматривались в последний раз в обратном порядке и заколачивались, чтобы в них не попали соболи. Более частые осмотры затруднялись значительными размерами кормовых участков соболя, каждый площадью в 8-10 км.

В базовом зимовье промышленники ждали навигации, а иногда жили до следующей зимы, если заходили сразу на несколько сезонов. Тогда они занимались ловлей рыбы, охотой на диких животных, выделывали шкурки зверей и даже шили меховые вещи. Большие партии оставляли в зимовьях одного или несколько сторожей. На случай вооруженного нападения отрядов коренного населения зимовья служили укрепленным убежищем, правда, не всегда надежным. В большинстве своем зимовья были примитивными сооружениями.

Выйдя из тайги, ватага-артель уплачивала на таможенной заставе десятинный промысловый налог - каждого десятого соболя, делила добычу поровну между собой (передовщик обычно получал еще половину стоимости ужины) и распадалась.

В 70-х годах из-за перепромысла соболя (в среднем ежегодно выбивалось до 40% зверьков) пушной промысел стал терять свое значение. Русским с 90-х годов он был почти полностью запрещен правительством. Поэтому многие постоянные промышленники Мангазейского района, и особенно Енисейского, сдвинулись на север Таймыра для массового промысла песца. Этого кочевого зверя, отличавшегося сезонными миграциями, добывали простыми ловушками давящего типа (пастями или клепцами), которые устанавливались на пути массового хода зверей. Поперек берега реки обычно возводили невысокие изгороди из тальника и в специальных отверстиях в них ставили клепцы. Некоторые на океанском берегу или у реки натягивали неводы с колокольчиками на верхней тетиве и караулили с палкой.

Пасти расставляли в шахматном порядке вокруг постоянных и отъезжих зимовий, от 50 до 500 на каждого жителя, и объезжали их раз-два в месяц. В начале XVIII века в крае добывалось от трех до восьми тысяч песцов ежегодно.

В целом, по денежной оценке, продукция пушного промысла в Приенисейском крае до конца XVII столетия более чем в два раза превышала стоимость выращенного зерна, скота и произведенных ремесленных изделий. Однако это не дает основания считать данную отрасль хозяйства края ведущей. Ведь в ней было занято профессионально не более 1,5 тысяч промысловиков...

Среди знаменитых людей, которыми по праву гордится наш город, выдающееся место принадлежит инженеру-архитектору Владимиру Александровичу Соколовскому.

Интересна и богата событиями жизнь этого человека. Владимир Александрович родился в мае 1874 года в Витебской губернии. В раннем возрасте он лишился родителей и получил воспитание в сиротском учебном заведении, в котором показал способность к учебе и наклонности к техническим наукам и художественному мастерству.

В 1895 году Соколовский поступил в Петербургский институт Гражданских инженеров императора Николая I. Закончил институт в 1901 году. Он получил назначение в Красноярск на должность младшего архитектора города.

Суровый сибирский край пришелся по душе молодому специалисту, он всем сердцем полюбил Сибирь и связал с нашим краем всю жизнь. Только за восемнадцать предреволюционных лет В.А. Соколовским было спроектировано свыше 100 мостов и переходов на Сибирском тракте и свыше 100 зданий на территории Енисейской губернии.

В Красноярске Владимир Александрович построил или реконструировал более 50 зданий, многие из них занесены в список памятников архитектуры. Вспомним о некоторых из них.

Можно начать с любого, например, с этого. Проспект Мира, 55. Светлое, нарядное, немного вычурное, украшенное лепными деталями и балконами с коваными решетками, здание в стиле декоративного модерна, крайне редко встречающегося в нашем городе. Красиво!

Но если пройти всего три дома, то мы увидим образец суховатого западноевропейского классицизма. Фасад этого здания (Мира, 49) впервые в Красноярске был отделан гранитом и серым мрамором. Как не похоже это здание на предыдущее, но какое благородство архитектуры! Венчает фасад треугольный фронтон. В начале века здесь располагалась пушная фирма "Братья Ревильон". Если посмотреть внимательно, то и сейчас на фронтоне здания можно увидеть медальон с латинской буквой "R". Тысячи красноярцев ежедневно проходят мимо старого здания, и только единицы знают, что если пройти под арку, то можно увидеть оригинальнейшее творение В.А. Соколовского - выступ в стене - эркер, или "ласточкино гнездо", как его в шутку называют. В 1907 В.А. Соколовским было построено здание для общественного собрания, сейчас оно отдано под Дом офицеров. Пышная, богатая и в то же время изящная отделка в стиле "московского ампира", прекрасен балкон, и завершает торжественную композицию восемь колонн, поддерживающих купол и образующих ротонду - единственную ротонду такого типа в нашем городе.

Напротив Дома офицеров стоит здание первого в городе высшего учебного заведения - бывший Лесотехнический институт, где Соколовский читал лекции по строительному делу. За 25 лет педагогической деятельности Владимир Александрович воспитал сотни инженеров и техников.

Перекресток Гостинской улицы (ул. Сурикова) и Дубенского переулка (ул. Парижской Коммуны) в 1911 году украсил прекрасный особнячок, принадлежавший Гадалову. Когда смотришь на это небольшое одноэтажное здание, то как будто слушаешь прекрасную музыку, звучащую в этом архитектурном творении, и кажется, что мастер перенес кусочек Петербурга из своих студенческих лет на берега Енисея.

Владимир Александрович был человеком с большой эрудицией, высокой образованности, интеллигент и обладал огромным талантом. Его отличала великолепная инженерная подготовка, тонкое чувство художника, умение находить оригинальные решения. Все сказанное отражается в его работах, например дом по адресу: Мира, 96 - бывший торговый дом Либмана.

При оформлении этого дворца были использованы формы декоративного модерна. Сказывалось желание придать зданию индивидуальность всеми доступными средствами: прихотливым изгибом кровли, затейливым рисунком переплетов, замысловатыми украшениями, бесконечными женскими головками. Соколовский строил это здание, как дворец, по его замыслу парадная лестница, устланная ковровой дорожкой, вела из просторного вестибюля на второй этаж, в торжественный зал, в котором огромные окна являлись своеобразным украшением.

В.А. Соколовский, видимо, любил парадные лестницы, украшенные чугунными перилами. Подобная лестница была и в двухэтажном доме, расположенном на улице Ленина, № 150, сооруженном в 1911 году для начального училища. По замыслу архитектора имитация белой штукатуркой несложной "резьбы белокаменной" эффектно выглядела на фоне кирпичных стен. Здание отличается легкостью, воздушностью, изяществом.

Римско-католический костел является одним из лучших творений В.А. Соколовского, однако надо заметить, что трудно сказать, какое здание лучше, - все прекрасны! И все же костел, построенный в стиле псевдоготики, привлекает особое внимание необычностью архитектуры, неожиданной в сибирском городе. Он очаровывает красотой, изяществом, гармонией.

А теперь несколько слов о деревянных домах. Их Владимир Александрович в Красноярске построил только два, но оба как будто вышли из сказки. Улица Ленина, 167. Дом представляет собой образец деревянного модерна с ярко выраженной асимметричностью. В этом здании основной акцент сделан на один из углов, представляющий собой башеннообразный ризолит со встроенным в него парадным входом, окном и венчающим его оригинальной, словно телескопической, четырехгранной пирамидой, на вершине которой закреплена маковка, удерживающая металлический стержень. Вся декоративная пластика на фасаде выполнена по образцу каменной архитектуры.

Второй деревянный дом был реконструирован В.А. Соколовским. Обращают на себя внимание крутые крыши, хорошие пропорции, стройные вертикальные членения фасада, изящный рисунок оконных переплетов.

И последнее творение В.А. Соколовского (Мира, 85). На месте маленького стадиона в тридцатых годах был построен самый большой по тем временам жилой дом.

Мы перечислили только некоторые сооружения замечательного архитектора и убедились, какой большой вклад оставил Владимир Александрович в застройке нашего города. Профессиональное мастерство, высокая инженерная и художественная культура, тонкое чувство материала делают В.А. Соколовского лучшим архитектором начала нашего века не только Енисейской губернии, но, пожалуй, и всей Восточной Сибири.

Высокий уровень жизни сибиряка, свобода и самостоятельность определили рождение нового, необычного для крестьян европейской России внешнего вида крестьян-старожилов, поддерживающих достаток и чистоту. Особую роль играла "покупная" одежда, та, что в европейской России носилась только представителями зажиточных слоев населения.

Мужская одежда обычно состояла из рубахи и штанов-"портов", поверх которых надевали верхнюю одежду "по сезону". Рубахи были широкими, длиной до колен и подпоясанные поясом. Ворот соединялся тесемками или металлическими застежками-"схватцами". Позднее входят в употребление бронзовые, медные, костяные пуговицы с "воздушными" петлями. В верхней части рубахи с изнанки для прочности подшивали ткань - "подоплеку", а под рукавами - "ластовицы".

Рубахи украшали вышивками по подолу, рукавам и вороту, что было далеко не случайным. Это не только украшение , но, главное, вышивка была магическим оберегом от зла, болезней и располагалась там, где открывался доступ к телу. Наряду с вышивкой применялась на повседневной одежде обшивка каймою из цветной материи.

Мужские порты шились на гашнике, неширокие, из грубого белого полотна, "крашенины", полосатой пестроряди, а зимние - из сукна. Порты заправлялись в сапоги. По документам XVII века прослеживаются сапоги телятинные, кониные, бараньи, сафьяновые; коты телятинные, кониные; башмаки телятинные, ичетоги кожаные, ступни. Если основной обувью крестьян европейской России были лапти из лыка или бересты, то для Сибири характерна кожаная обувь.

Из верхней одежды наиболее распространены "однорядки", т.е. одежда из сермяжного сукна в один ряд, без подкладки. "Охабень" - длинная, широкая, распашная одежда, слегка раскошенная, с глубоким запахом, носимая с опояской.

"Азям" из верблюжьего сукна, "армяк" из понитчины или толстого холста носились также с опояской. "Ферязь" имела застежку, шилась из шерсти, сукна, хлопчатой ткани. Кафтан шили из овчин, мерлушки, сермяги, тонкого сукна и пр. В отличие от других одежд, это была прилегающая к телу одежда, с расширяющимся подолом. "Нагольными" назывались шубы и тулупы, не покрытые материалом.

Женщины носили длинную туникообразную рубаху, распашную поневу, сарафан (термин "сарафан" появился в XIV веке). Общераспространенная женская одежда - "телогрея", носимая поверх рубахи. Телогрея была длинной, распашной, с широкими косыми клиньями в подоле, с длинными рукавами, с оловянными или медными пуговицами. Сарафаны украшались пуговицами, лентами, пояском; различались они особенностями в верхней части. Поверх сарафана носили "душегрею" - короткую одежду на лямках, раскошенную или с мягкими складками. Душегреи были наиболее популярными из употреблявшихся в Сибири видов одежды.

Из обуви женщины носили кожаные коты, украшенные и обшитые сверху мехом. Описываются и чулки шитые "сермяжные", "суконные", чулки вязаные и др.

Из головных уборов здесь сохранялись традиционные общерусские кокошники, "подзатыльники", "убрусы", "подбрусники".

Как уже отмечалось, начиная с XVII века сибиряки употребляют различные привозные ткани для шитья одежды и покупают готовые привозные одежды. Что же означают те или иные названия этих тканей?

Кумач - хлопчатобумажная восточная гладкоокрашенная ткань красного цвета. Киндяк - подобная же ткань, но синего, лимонного, кирпичного, зеленого цвета. Камка - шелковая однотонная легкая ткань из Персии или из Италии. Объярь - плотная шелковая узорно тканая ткань. Атлас - шелковая глянцевитая ткань, однотонная или с узором. Бархат - шелковая ткань, ворсистая с лицевой стороны, а бархат рытый - с вытесненным узором по ворсу. Тафта - мягкая шелковая или полушелковая ткань. Хлопчатобумажные ткани были различных сортов: бязь, бумазея, кисея, миткаль. Крестьянскими тканями (по изготовлению) считались холсты различной выработки, понитчина, сукно, шиптуха, яренга, пестрядь и др. Ткани привозились из Китая, Бухары, Персии, городов европейской России. Так, в Тобольск в XVII веке завозили товары из 55 городов России. Наряду с тканями и одеждой поступали в Сибирь и различные украшения.

На формирование комплекта сибирской одежды оказали влияние заимствования из местной одежды народностей этого края. Так, на Севере русские носили одежду подобную "малице", называемую ими "гусь", на Колыме - "кухлянку" из меха оленя.

Общераспространенными в Сибири видами обуви стали "торбаза", "унты", "тяжи". Сибиряки носили кожаные и меховые штаны, меховые шапки местного покроя. Охотники носили "лузаны", "камлеи", "камлейки".

Для жениха сибирячка ткала узорчатый пояс "со словами", словами молитвы, именем жениха, самой мастерицы и др. Пояса были с орнаментом, многоцветные, истинные произведения искусства.

Особо характерно для сибирячек ношение платков, подвойников, вязаных колпаков. Зимой все сибирское население носило "пимы", "катанки", т.е. валенки. В начале XX в. начинают носить "парочки" - юбку с кофтой, рубахи-косоворотки, пиджаки, фабричные одежды.

Новомодность в одежде отмечается всеми исследователями Сибири.