Беляев Александр Петрович (1803-1887) - декабрист, мичман Гвардейского экипажа. Происходил из дворян Пензенской губернии. Окончил Морской кадетский корпус, совершал плавания по Балтийскому морю, плавал к берегам Исландии, Англии и Франции. Один из основателей тайного "Общества Гвардейского экипажа" и участник восстания на Сенатской площади. Осужден по IV разряду. После 8 лет каторги и нескольких месяцев на поселении в Иркутской губернии по указу от 23 июля 1833 г. переведен в Минусинск, где находился до марта 1840 г., когда ему разрешили поступить рядовым на Кавказ. Выслужил первый офицерский чин. Последние годы жизни провел после амнистии в Москве. Написал мемуары "Воспоминания о пережитом и перечувствованном. 1805 - 1850", впервые опубликованные в 1881 г. в журнале "Русская старина", в которых подробно описал свою жизнь и деятельность в Минусинске. А.П. Беляев вместе с братом Петром активно занимались сельским хозяйством, завели молочную ферму, стадо мясного направления в 200 голов, вводили новые сельхозорудия труда, культивировали новые продуктивные сорта гречихи, ячменя, проса и подсолнуха. Они открыли небольшую школу, составили для нее учебники и сами стали в ней учителями.

Жизнь Тимофея Михайловича Бондарева богата не столько внешними событиями, но прежде всего сложными и запутанными духовными поисками. Родился он в 1820 году в донской станице Михайловской.

"Иду я с барских полей, - писал в одном из своих сочинений Тимофей Бондарев, - и несу бутылку с водой, и мне рассудилось, что она не нужна будет, и я, не останавливаясь, вылил эту воду на ходу. Помещик увидел из окна, что я воду лил против его ворот, признал меня колдуном и чародеем и отдал в солдаты на 38-м году жизни моей, по николаевским законам на 25 годов. Изнуренный я тяжкими работами и сухоядением, старик уже был, трое маленьких детей, а четвертое дитя за поясом осталось с одной матерью при крайней надобности и в его тигрских когтях!"

Десять лет прослужил Бондарев в казачьем полку на Кавказе. Заработал награды и даже был назначен полковым дьяконом. Но свободолюбивый "крепостной раб" уже не просто выражает недовольство, а требует сократить службу до трех лет. Не удовлетворяет Бондарева и официальная религия. Он мучительно ищет истинную веру, способную объединить угнетенных, порывает с православием и уходит в секту субботников.

На смену солдатчине следует заключение на два года в тюрьму и последующая ссылка на вечное поселение в Сибирь, в Минусинский округ.

Сектанты, основавшие деревню, в надежде на лучшую долю назвали ее Обетованная, но губернатор, в назидание вольнодумцам, единым росчерком пера переименовал в Иудину.

В ссылке Тимофей Бондарев провел всю оставшуюся жизнь, работал сельским учителем, там же написал книгу "Торжество земледельца, или Трудолюбие и тунеядство". Писатель Г.И. Успенский использовал рукопись книги Бондарева в своей статье "Трудами рук своих" (журнал "Русское богатство" за 1884 год).

Номер журнала привлек внимание Льва Николаевича Толстого. Между ним и Бондаревым завязалась переписка, которая продолжалась почти двадцать лет. "Я в вас нашел сильного помощника в своем деле. Надеюсь, что и вы найдете во мне помощника. Дело наше одно", - писал Толстой сельскому учителю.

Умер Бондарев в 1898 году. "Писатель-борец за счастье бедняцкого крестьянства Сибири, первый учитель крестьянских детей", - написано на памятнике, установленном на его могиле в селе, которое теперь называется Бондарево.

Морские пути становились делом жизни целых поколений красноярцев, морских семейных династий. В конце пятидесятых и начале шестидесятых годов прошлого века служил матросом в военно-морском порту в Крыму Владимир Матвеевич Бессонов, уроженец Курской губернии.

Служба во флоте еще больше укрепила крестьянскую хватку, придала твердость характеру. После демобилизации из Военно-Морского Флота он вскоре женился на самой красивой девушке, единственной дочери богатых родителей села, против их воли. За семь лет счастливой семейной жизни в большой любви и согласии у них родилось три сына. Они остались сиротами.

В 1889 году средний сын Федор был призван в царскую армию. Федор Бессонов имел рост 190 см, подходил по всем статьям, был зачислен в группу моряков и отправлен в город Одессу, где прошел дополнительную проверку и обучение морскому делу, был приписан на артиллерийский корабль боевых действий - канонерскую лодку "Кореец" матросом.

"Кореец" - русский парусный винтовой головной корабль - был построен в 1886 году на заводе "Бергауна" в Стокгольме (Швеция) под непосредственным наблюдением выдающегося русского инженера-парусника А.И. Мусафина.

На воду был спущен в Балтийском море в 1886 году, приписан к Балтийскому флоту, а в августе 1889 года приписывается в Сибирскую флотилию.

"Кореец" совершал переходы вокруг Европы и Азии, и уж совсем не случайно он оказался в составе эскадры Сибирской флотилии в Сингапуре, которая сопровождала наследника царского престола - Николая II (Романова), последнего царя России, когда он совершал кругосветное путешествие в 1890-1891 годы вместе со своим двоюродным братом Георгом, наследником короля Греции, и Российской царской свитой в составе 8 человек. Федор Бессонов в это время был уже старшим матросом на "Корейце".

С экспедицией "Кореец" побывал в Жакарте, на острове Ява, в Банконге, Индии, Индокитае, Корее, Японии и доставил путешественников во Владивосток. В память об этом рейсе у Федора Бессонова остались серебряные часы с цепочкой, подаренные ему лично наследником царского престола - Николаем II - во время его прощания с командой во Владивостоке "за отличную службу, образцовую чистоту и порядок на "Корейце".

В 1892-1894 гг. "Кореец" в составе Сибирской флотилии нес службу во всех крупных портах Китая, Кореи, Японии. С марта 1895 года ввиду угрозы войны с Японией "Кореец" вместе с "Манжуром" вышли на соединение с русскими эскадрами, находившимися в Средиземном море и Тихом океане, где продолжили нести службу.

После возвращения на Родину Федор Бессонов женился на 18-летней девушке из родного села. Работал в г. Харькове, но сильно скучал по морю.

Летом 1905 года Ф. Бессонов отправился в Уссурийск, чтобы попытаться узнать о судьбе верного друга, Сергея Васильевича, заменявшего ему отца. Но единственное, что оставалось моряку, - поклониться морю и возвратиться назад. Так остался человек, влюбленный в море, жить вдалеке от морских берегов.

В 1907 году бывший моряк Федор Бессонов с семьей из 6 человек переехал на постоянное место жительства в Сибирь, в Енисейскую губернию, Ачинский округ, деревню Зеленец, где жил его старший брат с семьей. Деревня была заселена крестьянами, переехавшими из малоземельных областей России, в основном Курской, Орловской, Воронежской. Расселились они одной улицей вдоль левого берега речки Зеленой с хорошей питьевой водой. Берег утопал в зелени с душистыми цветами, кустами черной, красной смородины.

Федор вырастил и воспитал 9 детей: 3-х сыновей и 6-х дочерей. Но почти все они прожили очень короткую жизнь.

Старший сын, Ефим Федорович, был физически сильный, рослый, смелый и бесстрашный. И когда в 1918 году райвоенкомат проводил работу по призыву молодежи в армию, Ефим Бессонов обратился к командиру с просьбой зачислить его новобранцем, но получил отказ командира из-за возраста - ему еще не было 17 лет. Тогда он быстро побежал домой, одел шинель дяди Миши и на станции Казачья Лопань присоединился к новобранцам. По дороге, в поезде, еще раз обратился к командиру и был зачислен в армию.

Писем от него из армии ни родители, ни родные не получали. По запросу отца был получен ответ из Белгородского района, что "Бессонов Ефим Федорович вступил в ряды Красной Армии, в 15-й полк, добровольно в январе 1919 года. В боях с петлюровцами в июне 1919 года недалеко от города Проскурова был убит".

Младший сын, Анатолий Федорович, по внешнему виду, росту, характеру - копия отца. Хорошо учился, незаурядный спортсмен - лыжник и конькобежец. Неоднократный участник Всесоюзных соревнований среди студентов по конькобежному и лыжному спорту - занимал первые, вторые места. В 1938 году на Всесоюзные соревнования в городе Ленинграде спортсмены были направлены поездом. В дороге Анатолий простудился, почувствовал недомогание, но в конькобежном соревновании принял участие, а в финале выступил, несмотря на запрет врачей, с температурой 38 градусов. Занял второе место в Союзе, получил денежную премию и приз - коньки в футляре. После приезда домой и курортного лечения болезнь прогрессировала, и в 1939 году он умер в возрасте 21 года.

Средний сын, Василий Федорович, жил с семьей в городе Боготоле. В первые дни Отечественной сказал родным: "Родина наша в большой опасности, я добровольно иду на фронт - во имя спасения нашего Отечества, спасения жизни родителей, моей семьи и вашей жизни".

Писем было мало. Первое - с адресом его воинской части: "Сразу, с вагонов, нас строем повели в действующую, готовить на передовую линию. Часто писем не ждите, пишите сами как можно чаще": Во втором треугольничке писал: "В тяжелых боях, с большими потерями, приближаемся к городу Курску": Больше писем от него не было, но было письмо из села Щетиново от родных, в котором сообщалось: "По воле судьбы Ваш сын, наш родной племянник Вася, служит в воинской части, которая освобождала наше село от фашистов, он заскочил на минуту в родной дом, попросил написать вам, что жив и здоров. Их часть берет направление на освобождение Донбасса - Ворошиловоградской области": И только в июне 1989 года родные получили письмо из города Рубежный от братьев Павлуцких, которые сообщали: "В отдаленном Белокуракинском районе, недалеко от границы областей Орловской и Курской, в сквере средней школы села Червоноармейска в братской могиле захоронены бойцы Сибирской 350-й дивизии. В надгробной плите вписана фамилия Бессонова Василия Федоровича".

Такая вот сибирская династия преданных Родине патриотов произошла от корня матроса Владимира Бессонова из Курской губернии.

Знаменитый мореплаватель, руководитель Второй Камчатской экспедиции, пробыл в Красноярске конец 1733 года и первую половину 1734 года. Его приезд буквально всколыхнул весь город. Он имел широкие полномочия. Для развертывания работы экспедиции нужны были различные "судовые припасы", огромное количество продовольствия, люди. В промемориях красноярскому воеводе Семену Баклановскому, бургомистру городской ратуши Ивану Корнилову и казачьему голове сыну боярскому Леонтию Таракановскому Беринг требовал: организовать закупку в неограниченном количестве хлеба, овсяной крупы, сливочного масла, пеньки и холста; отправить летом 1734 года 1,5-2 тысячи четвертей (четверть равна 8 пудам затаренной в рогожные кули ржаной муки) к устью Илима, а также в Мангазею и Енисейск; построить для сплава хлеба нужное число дощаников с судовыми командами из красноярских казаков, отрядить нужное число казаков для промера верст, установки столбов и строительства зимовьев и перевозов по намеченной трассе Московско-Сибирского тракта в пределах Красноярского уезда.

Сроки исполнения были очень жесткими. Все надлежало исполнить к открытию водного пути и становлению после весенней распутицы грунтовых дорог.

Местные власти привлекали к выполнению "запросных пунктов" все населенные города и уезды. Основная тяжесть новой "государевой" службы легла на плечи казаков.

Сын боярский Федор Нашивошников закупал хлеб "у разных чинов людей" в городской округе и вниз по Енисею, а конный казак Саломатов вверх по Енисею. Зерно везли на казенные торгашинскую и тельскую мельницы, отдавали в помол частным лицам. Полученную и закупленную ржаную муку (пшеницу в то время почти не сеяли) свозили в Караульный острог, на Бузимскую пристань и в Красноярск.

Большие трудности возникли с приобретением столь нужных в мореходном деле пеньки и "холста-хруща". Только в июле красноярцы смогли отправить в Енисейск около 300 аршин холста. Дело заключалось в том, что из-за обилия дешевых китайских хлопчатобумажных и шелковых тканей посевы льна на среднем Енисее были незначительными. Коноплю сеяли тоже только "про себя", поэтому и затарить всю приготовленную муку было непросто.

Но не только заботы о продовольствии задержали Беринга в Красноярске. Он еще во время Первой Камчатской экспедиции 1720-1725 гг. убедился в крайней важности регулярной почтовой связи с центром страны. Беринг получил от Сената право наладить это важное дело в Сибири. Вместе с Сибирской губернской канцелярией он решал, какими льготами и сколько следовало привлечь на малообжитые участки дороги вольных поселенцев.

Осенью 1733 г. во время следования в Красноярск Берингом и его помощником был обследован западный, томский, участок трассы. Зимой 1734 г. геодезисты проехали канско-удинский участок.

По заведенному обычаю губернатора Л.К. Теляковского, вступившего в управление Енисейской губернией с 1 января 1890 года, красноярцы встречали хлебом-солью. Надо сказать, что известие о новом назначении он встретил с радостью. Еще бы! Сибирь привлекла его не только отменным жалованьем, дешевизной продуктов, но и широкими возможностями обогатиться за чужой счет. Как, когда, у кого и в какое время брать взятки, новому губернатору было хорошо известно, ведь, недаром же он целых 15 лет просидел в кресле вице-губернатора Псковской губернии.

Годовое жалованье енисейского гражданского губернатора составляло в год 7 тысяч рублей. Его помощник - вице-губернатор - получал 4 тысячи рублей в год. Всей же губернией управляли 57 чиновников, которым ежегодно казна выплачивала 88 тысяч 250 рублей. Меньше всех в губернском правлении получали помощники делопроизводителей, которых числилось 14 человек. Все они были чиновниками 9-го класса, то есть титулярными советниками, и имели 700 рублей годового жалованья. Базарная же стоимость основных продуктов питания была очень низкой. Так, пуд пшеничной муки стоил 60 копеек, пуд мяса - 2 рубля 20 копеек, ведро молока - 50 копеек, 100 штук яиц - 2 рубля 50 копеек. В селах и деревнях эти цены были еще ниже, но жизнь там была труднее. Например, крестьянин на летних работах, не имея лошади, мог зарабатывать в день от 30 до 50 копеек. С лошадью же - от одного рубля и выше. И еще о ценах. Избяной сруб в деревне стоил от 80 до 100 рублей; если же он строился из казенного леса, то обходился в 40 рублей, а иногда в 20-25 рублей. Лошадь с телегою стоила от 50 до 70 рублей.

Обременительными были для крестьян услуги духовенства. Так, при крещении новорожденного священнику платили от 50 до 70 копеек, при заключении брака - 10 рублей, при погребении - 5 рублей. Очень дорого стоили газеты и книги. Годовая подписка на газету "Енисейские губернские ведомости" составляла 5 рублей 50 копеек. В среднем стоимость одной книги в Красноярске колебалась от 2 рублей и выше. Не будем утомлять читателя ценами и цифрами. И приведенных вполне достаточно для того, чтобы сделать вывод - жизнь в 90-е годы прошлого века в нашем крае была для многих необременительной. Особенно же хорошо жилось местным администраторам. Впрочем, это характеристика вневременная.

В первые же дни своего правления опытный чиновник, решивший привлечь на свою сторону интеллигенцию и завоевать симпатии местного общества, стал энергично вникать в проблемы народного образования. Известный педагог Иван Тимофеевич Савенков, директор Красноярской учительской семинарии, сделал перед Теляковским и его окружением доклад, где привел множество примеров, когда местные власти отбирали помещения у сельских школ, чтобы разместить там кабаки. На всем 380-верстном расстоянии от Красноярска до Енисейска работало более 160 разных забегаловок. В одном селе Казачинском их было 19, в селе Каргино - 11. Если учесть, что между двумя этими городами расположено было всего 28 населенных пунктов, то получится, что на каждый из них приходилось в среднем более пяти винных лавок, а школ - ни одной. После подробного изучения вопроса губернатор сделал заявление, отметив в нем, что образование среди крестьянского населения стоит на чрезвычайно низком уровне. Чтобы исправить положение, он решил добиваться увеличения ассигнований у правительства, а также использовать благотворительные пожертвования местных толстосумов.

Необходимо отметить, что новый губернатор был человеком противоречивым. В секретных донесениях жандармы отмечали, что губернатор, "владевший до 19 февраля 1861 года крестьянами, сохранил в себе до настоящего времени убеждения в пользе крепостничества и во вреде отмены его, называя отмену крепостного права несправедливым и вредным для помещиков актом". И это неудивительно. Ведь сам Леонид Константинович Теляковский родился 28 июля 1833 года в родовом дворянском гнезде села Теляково Борисоглебского уезда Воронежской губернии. После окончания Демидовского лицея в Ярославле вступил в 1853 году канцелярским чиновником в Санкт-петербургскую казенную палату, а затем быстро поднимался вверх по служебной лестнице, делая себе карьеру в интендантском управлении. Судьба была благосклонна к Теляковскому. В 1874 году его переводят в Министерство внутренних дел, а оттуда назначают на пост вице-губернатора Псковской губернии. За время службы его щедро награждали. Теляковский имел ордена Св. Анны и Св. Станислава 2-й степени, Св. Владимира 3-й степени, бронзовую медаль в память о Крымской войне и другие награды.

Особое рвение губернатор проявил при подготовке к встрече наследника цесаревича Николая. На ноги была поднята вся губерния. Чиновники спешно готовились к показу сельскохозяйственной выставки. Город вовсю красился, белился и очищался от грязи.

Мудрая красноярская управа и здесь решила извлечь выгоду. Чтобы посмотреть на наследника престола, горожане были вынуждены покупать платные билеты, стоимость которых была от 30 копеек до 3 рублей, в зависимости от места. Расположили трибуны напротив пристани.

...1 июля 1891 года наследник престола Николай уже принимал в доме купца Гадалова из рук дочерей губернатора Теляковского живые цветы. Как всегда, было много речей, тостов и подарков. Особенно щедрым был наследник. Каждый чиновник, общавшийся с Николаем, независимо от звания, не был обойден его вниманием. Губернатору Теляковскому был подарен большой портрет Его Высочества в футляре, в серебряной раме с его собственноручной подписью.

Осмотр красноярских учреждений произвел на цесаревича приятное впечатление, но от сельскохозяйственной выставки он был в восторге. Здесь шапочный мастер Щербинин преподнес Его Высочеству казачью фуражку и папаху собственной работы. Привлекли внимание высокого гостя сорта семян пшеницы и ржи крестьянина Данилова, винокуренное производство братьев Даниловых, мукомольные мельницы Гусевой и Окулова из Минусинского уезда.

Не обошел вниманием Николай и работы арестантов тюремного замка. Здесь они выставили полированный дубовый письменный стол, березовую этажерку, рамки, подставки, разного рода вышивания.

Однако ни приезд цесаревича Николая, ни прошлые заслуги авторитет Теляковского перед красноярским обществом не повысили. Как ни старался он завоевать доверие горожан, ему это так и не удалось. Особенно трудно складывались отношения с местной прессой. Основанная Емельяном Кудрявцевым в 1889 году первая частная газета "Справочный листок Енисейской губернии" от строгой губернаторской цензуры несла одни убытки. Иногда схватки между Теляковским и редакцией газеты разворачивались по пустякам, принимая курьезный характер. Даже жалобы горожан на то, что в некоторых молочных лавочках практикуется продажа масла с неумеренной примесью пахты, губернатор запрещал печатать, объясняя тем, что это не дело редакции.

Сохранились доносы Теляковского на редактора, где он четким канцелярским слогом описывал "в нескольких красках состояние цензуры местной периодической печати в Красноярске". Но особенно недоволен был губернатор местными цензорами. Хозяин губернии считал, что сибирская печать потому "дерзка, груба и распущена", что ее цензурой занимаются люди без образования. и понимающие своих обязанностей. Он предлагал принять, в одно и то же время одинаковые меры и к томской цензуре, "иначе цель, упорядочения сибирской печати не будет достигнута. Так как статьи, не пропущенные цензурой в Иркутске и Красноярске, появятся в Томске".

Особенно нетерпим был Теляковский к председателю Енисейского губернского правления Дмитрию Никаноровичу Давыдову. В официальных бумагах губернатор обвинял его в либерализме, мягкотелости, косности. На самом же деле конфликт между ними возник давно, когда Давыдов служил еще в Иркутске. Там он был цензором газеты "Восточное обозрение" и умышленно пропускал в газете статьи, высмеивающие Теляковского. Через два года Давыдова перевели в Красноярск, вот здесь-то и решил "навозный" генерал (как тогда называли местные жители приезжающих в Сибирь на службу из России отомстить незадачливому цензору.

Своей властью, без разрешения министра, губернатор уволить Давыдова со службы не мог, поэтому он пишет на него доносы в Иркутск и Петербург, начиная их обычно так: "Не получив почти никакого образования (а Давыдов закончил только Красноярское уездное училище. - Л.Б.) и воспитания и принадлежащий к низшему слою местного населения, статский советник Давыдов, несмотря на природный ум и служебную опытность, односторонне обращен своими симпатиями к лицам местного происхождения, и, по принципу, недружелюбно относится ко всем прибывающим в Сибирь из Европейской России".

После нескольких таких губернаторских депеш Давыдова отправили на пенсию. Не складывались у губернатора отношения и со ссыльными. Известный русский ученый Дмитрий Клеменц, отбывавший ссылку в Енисейской губернии, просил редактора журнала "Северный Вестник" Глинского опубликовать фельетон, разоблачавший произвол Теляковского. Клеменц писал, что "от этого болвана и мерзавца губернатора положительно нет житья".

В 1891 году в Красноярском театре шел спектакль Ф. Филимонова "В краях сибирских". Это было первое произведение местного автора, поставленное на красноярской сцене. Пресса положительно отозвалась об этом спектакле. Ее рецензент писал, что при скудности репертуара сибирских, театров, особенно на местные темы, пьеса Филимонова заслуживает обстоятельного разбора и может принести известную пользу. Но губернское начальство увидело представление другими глазами. Сразу же после премьеры пьесу запретили. Столь крутое решение в официальные бумагах губернатор Теляковский объяснял тем, что главными действующими лицами пьесы были ссыльные. Однако губернатор лукавил. В персонажах пьесы он разглядел себя и окружающую его свиту.

Образно и убедительно драматург обнажил язвы местного общества, его низкий нравственный уровень, особенно администрации края. Один из героев, занимающий высокую должность в губернской администрации, прямо говорит: "Без вранья нашему брату в Сибири нельзя и шагу ступить. Вранье - это тот краеугольный камень, на котором зиждется наше существование. Вранье нас поит и кормит". Другой персонаж, философствуя о духовной жизни сибиряков, в своем монологе приходит к выводу, что "опасно в этих трущобах (сибирских городах. -Л.Б.) обладать талантом. Посредственность не выносит превосходства над собой и всякое проявление таланта считает за личное оскорбление себя. А там уже один шаг до доносов и преследований. Нет, здесь легче живется дураку; впрочем, дурак и всегда был героем той сказки, которая называется жизнь".

После постановки пьесы отношения между губернатором и Филимоновым с каждым днем стали ухудшаться. Теляковский ходатайствует, чтобы опального литератора выслали из Красноярска. Но, будучи адвокатом, хорошо знающим законы, Филимонов защищается. Он пишет в Министерство внутренних дел: "С тех пор, как в газетах стали появляться фельетоны, которые губернатор Теляковский принял на свой счет, я подвергся его опале. Несколько раз он высказывался, что за мою дерзость мне придется сидеть в остроге. После постановки моей пьесы "В краях сибирских" он окончательно возненавидел меня и приказал полицеймейстеру Соколовскому допросить моих клиентов. Слухи о высылке меня растут и растут, и, конечно, тяжело отзываются на мне". Начинается расследование конфликта. Столичные чиновники не нашли оснований для высылки Филимонова в Якутскую область. Но тем не менее они отметили "нежелательное направление его литературной деятельности".

Однако ссора с Филимоновым и для Теляковского не прошла бесследно. Вскоре на столе генерал-губернатора Восточной Сибири появилась папка с надписью: "Некоторые черты из административной деятельности Л.К. Теляковского в Енисейской губернии". С бухгалтерской точностью в ней были зафиксированы все подарки, а точнее - взятки, которые получал губернатор от туруханского пристава Ф. Чуевского. Здесь были и лисицы, и песцы, и соболя, и, конечно, пажи, которых, в свою уже очередь, губернатор поставлял приближенным ко двору Его Величества. Для многих горожан не было секрета, что их губернатор - заядлый взяточник. С севера ему пудами слали икру, с юга губернии доставляли ягоды, грибы, муку, орехи. Причем за все эти услуги Теляковский не уплатил ни копейки. Более того, даже жандармские офицеры вынуждены были в своих рапортах доносить, что ежегодно он объезжает губернию, возит с собою только одного чиновника, которому выдаются прогоны по чину. Теляковский же получает на всю путевую канцелярию (четыре человека. - Л.Б.). Они же подчеркивали, что "нравственный" уровень должностных лиц значительно понижается, чиновники преследуют исключительно цель наживы и обогащения, постоянно изощряясь в изыскании способов и средств к осуществлению своих неблаговидных наклонностей". Не зря в то время ходила поговорка: "Не спрашивайте у чиновников, сколько они получают, а спросите, сколько берут".

Окружение губернатора Теляковского состояло из людей жалких, низких, подлых. Особенно в это время усердствовал и сеял зло учитель А. Хотунцов, ярый черносотенец, сумевший впоследствии дослужиться до вице-губернатора Енисейской губернии. В любимцах губернатора ходил и другой пройдоха и взяточник - некто А. Зейдель, имевший чин губернского советника. После отъезда Теляковского его разоблачат, уличат в подделке документов и выгонят со службы. Не повезет и приставу Федору Чуевскому - за взятки его арестуют и на 12 лет вышлют в Якутскую область.

... Тем не менее в 1895 году за заслуги перед Отечеством Теляковскому присваивают очередной чин - тайного советника. Чиновничья верхушка города его боготворит. Ему посвящают даже такие строчки:

Мы любим тебя сердечно.
Будь губернатором вечно:
Наши зажег ты сердца.
Мы в тебе сидим отца.

В 1897 году он вышел в отставку и покинул город. 21 января 1908 года Теляковский умер в родовом имении.

С приездом в Красноярск генерал-майора Константина Николаевича Светлицкого газетный шум утих и жизнь вошла в обычную колею. Губернатор был из дворян Гродненской губернии. С 1874 года он служил в Иркутске, где заведовал дипломатического перепискою при главном управлении Восточной Сибири. С 1878 года был назначен начальником штаба войск Забайкальской области, с 1885 года был поставлен якутским губернатором. Оттуда его перевели на должность иркутского губернатора.

Константин Николаевич хорошо знал неписаные правила местных чиновников, одно из которых гласило: "Никогда не следует подавать от своего имени официальных проектов, как бы они не были рациональны и целесообразны, потому что таким поступком будет нанесен урон самолюбию и тщеславию начальства, которое признает хорошим только то, что делается от его имени".

Тем не менее он призывал всех встряхнуться, проявлять в работе заинтересованность и инициативу. Губернатор подметил и то, что у провинциальных чиновников, как мелких, так и крупных, мелочное самолюбие было развито очень сильно. Каждый хотел казаться выше другого, пользоваться большим почетом.

Знание психологии местных служак давало губернатору возможность широко использовать свое влияние среда них, когда надо, проявлять твердую власть.

Однако реализовать свои замыслы и планы Светлицкому, видимо, не хватило времени. Через год его перевезти на другое место службы.

"Чего это такое, вы не знаете самых обыкновенных русских слов, али иностранец?" - спросил однажды сибиряк-старожил ученого, исследователя сибирского края П.А. Ровинского. "Чалдон" поразился, что "человек из России" не знает таких "обыкновенных русских слов", как:

зонтугло - отупевший, старый человек;
курягашка - весенний барашек;
кантурга - кисет с табаком;
дымбей - напротив;
ханзаный - лысый.

Итогом исследований П.А. Ровинского стали "Замечания и словарь сибирского наречия", опубликованные в Известиях Сибирского отделения РГО в 1873 году. О сибирском старожильческом говоре сказано следующее: "Сибирское наречие произошло от северо-русского, но двухсотлетняя разъединенность, совершенно иные естественные условия жизни и иные условия исторические: дали направление оригинальное. Говор Восточной Сибири имеет особую фонетику, много своеобразных грамматических форм. Словарь насчитывает более 3000 чисто местных слов, неизвестных в общем русском языке".

Но еще в первой половине XIX века А.П. Степанов, первый Енисейский губернатор, определил, что "выговор их нежнее, и в разговорах более учтивости: крестьянка говорит подруге своей "вы".

На вежливость в обращениях и особенность говора обращали внимание и другие исследователи, например:

"После чихания в сторону сибиряки-забайкальцы говорят:
- Салфет вашей милости!
Чихавший благодарит:
- Красота вашей милости!"

Однако нужно сразу определиться, что единого для всей Сибири говора не было: в каждой местности бытовали свои особенности. Но сибиряк сибиряка всегда понимал. Ведь многие слова и целые выражения появились для общения "своих". Особые местные слова обозначали цифры. Для большинства предметов крестьянского быта и орудий труда, инвентаря и домашнего скота, обозначения времен года и дней недели существовали также свои местные слова. Даже в словах общерусских сибиряки часто заменяли буквы, "выбрасывали" отдельные звуки при произношении. Например: господин - восподин, бумага - гумага; знает - знат, играем - играм, гуляем - гулям; чашша, шшавель, шшеколда:

Многие и многие слова употреблялись с добавлением - чи: помогчи, легчи, пекчи, волокчи, секчи и др.

Распространено было добавление к словам частицы - ка: на-ка, возьми-ка, выйди-ка, нету-ка и др.

Отбрасывание окончаний: проста, высоко дерево, ровна дорожка и др.

Многие слова, видимо, появились в лексиконе сибиряков по причине сурового, "грубого" образа жизни: реветь - кричать; зобать - хлебать, есть; зубатить - грубить; тубурыхнуть - упасть с высоты и пр. В условиях ярко выраженного индивидуализма сибиряков, повсеместного высмеивания пороков появление слов, определяющих негативные качества личности, было вполне естественным: хайлать - бестолково кричать; хаять - оговаривать, ругать человека; хныкать - плакать; чмутить - сплетничать; зюзя - пьяница и др.

Александр Алексеевич Кропоткин - один из многих тысяч русских интеллигентов, кому судьба уготовила печальный удел невостребованного и несостоявшегося таланта. Богато одаренный глубоким умом философа, поэтическим талантом и артистическим складом натуры, он мог бы стать видным ученым, художником, общественным деятелем, но кончил жизнь в безвестности в глухой сибирской провинции в 45 лет. Его фигура для современников и последующих поколений оставалась в тени его прославленного брата Петра Алексеевича, выдающегося ученого и революционера, отца российского анархизма. А между тем и сам Петр Алексеевич не раз признавал, что своим духовным развитием обязан брату Александру.

Александр Алексеевич родился 10 августа 1841 года в Москве.

По отцу он принадлежал к потомкам Рюриковичей. Кропоткины вели свой род от внука великого князя смоленского Ростислава Мстиславовича Удалого. При Романовых род их попал в опалу по причине непокорного буйного нрава его представителей. А по матери, урожденной Сулимо, он являлся потомком вольнолюбивых запорожских гетманов. Видимо, этот дух непокорства унаследовали от предков оба брата. У Александра он проявился уже в годы учебы в Московском кадетском корпусе.

В Московском университете он окунулся в студенческую среду, взбудораженную начавшимися либеральными реформами. Из-за участия в студенческих волнениях не внушает доверия жандармам. И в 1864 году он, воспользовавшись вызовом брата, служившего в Иркутском казачьем гарнизоне, отправляется на службу в далекую Сибирь. В 1867 году Кропоткин возвращается в Петербург, поступает в Военно-юридическую академию, закончив ее, он провел ряд блестящих защит. Но, разочаровавшись в перспективе адвокатской карьеры, он в 1872 году уезжает за границу. Здесь он сближается с народнической эмиграцией, сотрудничает в журнале П.Л. Лаврова "Вперед!" Являясь сторонником парламентской демократии, Александр был глубоко уверен, что для России эти формы политического устройства неприемлемы в силу неразвитости политико-правовых и культурных условий. Себя он считал "кабинетным революционером", так и не сблизившись ни с одной из революционных организаций. Когда в 1874 году был арестован и посажен в Петропавловскую крепость его брат Петр, Александр спешно выезжает в Россию. Обеспокоенный судьбой брата, он пытался помочь ему, организовав через народническую эмиграцию поддержку общественного мнения. Однако хлопотать за брата-революционера для жандармов было равнозначно соучастию в революционных делах. Кропоткин был арестован. Его попытки добиться открытого судебного расследования оказались безрезультатны. Ему отказали даже в просьбе повидать умиравшего от чахотки сына. В заключении начальника III отделения по его делу говорилось, что вины, предусмотренной законом о наказаниях по политическим преступлениям, за А. Кропоткиным нет, но он обнаружил "крайне вредный" образ мыслей, и потому его дело было разрешено не судебным, а административным порядком.

Местом ссылки Кропоткину был назначен Минусинск. Отношение городских жителей к политическим ссыльным было довольно благожелательным. В памяти еще не стерлись воспоминания о декабристах, сделавших так много для культурного развития города. Кропоткин быстро сблизился с Т.Н. Саймоловым, сыном декабриста Н. Крюкова, создателем городского музея

Н.М. Мартьяновым. Все свое время и силы в ссылке Кропоткин посвящал научным занятиям. Двор дома, где он поселился, был сразу превращен в метеостанцию, он устроил флюгер, дождемер, барометр. Ежедневно по три раза проводил замеры, принимал участие в описании и систематизации коллекций музея. Но главным его увлечением стала астрономия. Он опубликовал в российских и зарубежных изданиях ряд статей по вопросам астрономии и космогонии: о строении солнца, природе падающих звезд, звездных туманностей, происхождении комет. Они получили высокую оценку в научных кругах. Видный российский ученый Гильден писал, что их автор "обладает замечательным даром обобщения и образного видения строения вселенной". Научные интересы Кропоткина не ограничивались какой-то частной научной сферой, он пытался создать цельную философскую картину мира. "Я преследую неустанно одну единственную цель, - писал он в одном из писем, - сформулировать на серьезном научном языке XIX века то, что пытались высказать еще на детском языке XVIII века. В ближайшем будущем я должен наконец достигнуть своей основной цели всей моей жизни или пасть в окончательном изнеможении от огромного возложенного на себя труда, ведь я считал для себя обязательным углубляться в мельчайшие подробности как точных наук, так и истории интеллектуального и религиозного развития человечества".

Однако выполнение этой грандиозной задачи в условиях ссылки при полной изоляции от научных центров, будучи незащищенным от произвола какого-нибудь урядника, было нелегким делом. Он не спускал властям ни одного промаха, рассылая свои разоблачительные корреспонденции в сибирские и центральные издания. А жандармы отвечали рапортами в III отделение. Срок окончания ссылки отодвигался все дальше. В 1881 году ему в очередной раз увеличили срок за переписку с братом, находившимся в эмиграции. В 1882 году Александра Алексеевича перевели в Томск. Изнурительная борьба с властями и нужда подрывали здоровье и душевное спокойствие. "Мне уже сороковой год, память начинает изменять, творческая сторона интеллекта ослабевает: Я не нахожу поддержки в обществе, в лицах, которые бы интересовались тем же, что и я. И прибавить то, что нечем даже помянуть роковой момент, который так жестоко разбил всю мою жизнь", - с горечью признавался он в одном из писем. Роковую точку в судьбе Кропоткина поставил отъезд из Сибири его семьи. Он не мог перенести разлуку с близкими и 25 июля 1886 года застрелился.

Город стоял перед множеством проблем. Разрешить их мог только думающий, энергичный администратор. Попав в губернаторское кресло усилиями правителя делами Сибирского комитета будущего декабриста Г.С. Батенькова и по протекции князя Кочубея и графа Милорадовича, первый енисейский гражданский губернатор сорокалетний Александр Петрович Степанов (1781-1837) сумел оправдать надежды своих покровителей.

Биография его была типичной для дворян конца XVIII века. Родился 4 мая 1781 года в семье из старинного дворянского рода. В девятилетнем возрасте лишился отца. С 1793 года учился в Московском университетском благородном пансионе, а затем служил в армии. Был в штабе великого полководца А.В. Суворова, который за литературные опыты называл его "маленьким Демосфеном". Александр Петрович был адъютантом при генерале Быкове, здесь-то он и влюбился в его дочь. Мать Степанова была против свадьбы, но он настоял на своем. В 1801 году вышел в отставку, служил в департаменте юстиции. С 1 августа 1804 года занимал должность прокурора в Калуге, участвовал в Отечественной войне 1812 года. После изгнания французов вновь вышел в отставку. И вот после долгого перерыва - служба в Енисейской губернии.

Следует сказать, что до его назначения все хлопоты по формированию новых штатов губернии, его чиновников легли на плечи генерал-губернатора Восточной Сибири А. Лавинского.

С приездом Степанова в Красноярск жизнь города, можно сказать, забурлила. Молодой губернатор часто обращается за помощью к М.М. Сперанскому. Вместе они обсуждают кандидатуры на ключевые посты в губернской администрации.

Степанов понимал, что в первую очередь Красноярску нужны больницы, дома для бедных и убогих. И всю свою энергию, ум, хватку он направляет на решение этих задач.

Уже 2 мая 1823 года в Красноярске открывается Приказ общественного призрения. По случаю этого события Степанов сам пишет объявление. Видимо, это было первое официальное обращение губернской администрации к своим жителям:

"2 мая 1823 г.

Граждане Красноярские!

Государю императору угодно было озарить вниманием своим Город наш, возведя его на степень губернского. С ним вместе получили вы преимущественные открытые знаки Его милости. Знаки сии заключаются в нравах, предоставленных единственно городам управляющим. Посреди вас заключаются ныне места и лицы, которые имеют силу ходатайствовать непосредственно о благе вашем, и предохранять от зла при самом его зарождении, посреди вас существует уже то средство, чрез которое сострадательному сердцу нашего Государя угодно изливать милости и благодеяния на слабое и страждущее человечество. Я разумею, любезные граждане, под сим средством обязанности приказа общественного призрения, открытого нынешнего числа в городе Красноярске, по предписанию Господина Генерал-губернатора Восточной Сибири.

Приказ общественного призрения печется о просвещении умов и сердец, принимает сирот оставленных, доставляет излечение больным, успокаивает престарелых; дает приют увечным и наконец исправляет преступные слабости людей.

Спрашиваю, Граждане Красноярские, не есть ли это предмет, которым научает нас закон Божий? Чтобы, исполняя оные, удостоились мы благословения небес? Спрашиваю вас, не велика ли к нам милость Государя императора, что посылает нам средства исполнять власть и долг Граждан и долг Христиан!

Если это так, то приглашаю вас на встречу к благодеяниям царя и церкви.

Везде можно молиться Богу; но вы строите храмы, чтобы в них молиться совокупно.

Везде можно делать благодеяния: но кто из вас может сам собою и воспитывать чужих детей, и принимать в дом больных странников, и наполнять дома свои убогими? Это невозможно, этого не позволит вам ни ваше имущество, ни самый быт домашний: итак, совокупитесь вместе и постройте храмы для благодеяния. Что бессилен сделать один, то может совершить множество. Воздвигните дома для убогих, для увечных, для страждущих болезнями, для наук, для сирот бедных, оставленных родителями! Воздвигните дома для ваших сограждан, для несчастных и слабых братий ваших!

Есть между вами люди, есть такие, которые могли бы и сами, без помощи других, приступить к строению какого-либо из благодетельных заведений, мною упомянутых, но не всякий имеет столь благородное стремление к добру и пользе своих ближних, как благодетельный мещанин Иван Никитович Яковлев, объявивший желание построить своим иждивением каменный Воспитательный дом.

Я не говорю о том, что готовит ему Творец Невидимый: награды его непостижимы; но мирская власть не упустит столь важный поступок, довести до сведения господина Генерал-губернатора Восточной Сибири, имя Яковлева пронесется с берегов Ангары к берегам Невы. Отец Отечества, наш добрый, возлюбленный Государъ, обратил на него свое внимание.

Вся Россия с радостью узнает, что в отдаленнейших краях ее человек бедный, доселе неизвестный, устремится с деятельною ревностию к благодеянию, едва узнав о средствах, дарованных Государем Императором.

До слуха моего дошло, что Граждане Енисейские давно уже ожидают открытия Приказа общественного призрения, чтоб обнаружить великодушное чувство свое к благодеяниям, стыдно было бы Красноярску пребывать в бездействии. Скажут: Граждане Енисейские гораздо могущественные; но сипа в немощи совершается - живой пример тому бедный мешают Яковлев.

Впрочем, я уверен, что вообще Граждане Красноярские, покрытые благоразтворенным небом, окруженные величественным Енисеем и прекраснейшими своими долинами, столько же будут щедры для человечества, сколько милостив к нам Творец Небесный; уверен, что жители Красноярска, славные искони в отдаленнейших краях России -- своею кротостию, трезвостию и приверженностию к закону Божию, не оставят оказать преданность к милосердному Государю своему, споспешествуя по силе своей к пользе тех мест, кои должны быть учреждаемы, посредством ныне открывшегося в Красноярске Приказа общественного призрения. Все вспомоществования, которые угодно кому будет принести в жертву человеколюбия, должны быть отдаваемы в Градскую Думу, при внесении в список имен сих людей человеколюбивых; Градская же Дума, при своем отношении перешлет их в приказ.

Енисейский гражданский губернатор Степанов".

На призыв Степанова пожертвовать в пользу бедных и сирых - красноярцы откликнулись сразу. Первым подал пример городской голова Иван Гаврилов, внесший в пользу общественного призрения 50 рублей. Всего же на эти благотворительные цели было собрано 545 рублей.

Сдержал слово и купец 3-й гильдии Яковлев - в 1826 году каменное здание для воспитательного дома было построено, при многих храмах были открыты на средства купцов богадельни.

Таким образом, в 1828 году в городе было уже 4 богадельни. Всего же призрен 341 человек, из них 74 умерли, 241 человек выздоровел, а 26 человек продолжали лечение.

В 1829 году красноярский купец И.К. Кузнецов пожертвовал каменный дом для неизлечимых больных.

Степанов не просто говорит, он делает. Губернатор все время в поиске - поле деятельности огромное. Надо все начинать сызнова. Вот он просит помочь открыть в городе первую аптеку. И сразу же на призыв Степанова откликается аптекарь из Нижнего Новгорода Руммель, который готов основать фармацевтическое заведение в Красноярске, пожертвовав при этом для него собственные медикаменты на сумму 2 тысячи рублей. По тем временам деньги огромные.

Губернатор ищет средства для приобретения пожарного инвентаря, работает над новой планировкой города. Он делает все от него зависящее, чтобы расширить состав полиции. Ибо, как считает Степанов, никакие распорядительные меры без ее четкой работы невозможны.

Молодой администратор старается выкроить средства для решения самых наболевших вопросов. Однако, проанализировав городской бюджет, он приходит к выводу, что Красноярск по своим недостаточным доходам поставлен в "страдательное состояние". Над тем, как найти дополнительные средства, ломают голову и в городской Думе, и в полиции. Кто-то предлагает усилить контроль за перевозкой грузов по Московскому тракту, так как многие извозчики, чтобы избежать уплаты налогов, стараются окольными путями объехать Красноярск.

Другие требуют усилить контроль за речным перевозом, где часто бывают случаи мошенничества. Ведь еще Сперанский в 1820 году заставлял городского голову Андрея Терского и городничего навести на переправе порядок. Во-первых, написать на досках и вывесить на обоих берегах Енисея утвержденную городской Думой плату за перевоз. Во-вторых, заставить перевозчиков работать быстро и исправно.

При Степанове красноярцы исправляли тротуары возле своих домов, красили и ремонтировали заборы.

Украшением города был городской сад, который с каждым днем становился уютнее и красивее. Этот зеленый массив, подаренный Красноярску самой природой, приводил в восхищение многих путешественников. Степанов любил этот нетронутый участок дикой тайги. Здесь он знал каждое дерево, каждый куст. Губернатору удалось открыть в городе еще типографию и библиотеку.

У Степанова хватало сил и времени и для решения хозяйственных вопросов, и для занятий литературным трудом. Он всегда был в курсе всех столичных литературных событий, хотя они и приходили сюда с опозданием на целый месяц. Степанов хорошо знал губернию, ее чиновников, крестьян, мастеровых. За 9 лет своего правления не было уголка в этом необъятном крае, где бы не побывал этот любознательный, впечатлительный человек. В некоторых местах он бывал по несколько раз. Куда ни обращал свой взор губернатор - всюду кипела жизнь. В 13 верстах от Ачинска купец Родионов выпускал писчую бумагу, которой пользовались ученики уездных училищ и многочисленные чиновники. В 50 верстах от Красноярска на берегу Качи, на стекольном заводе И.И. Коновалова, делали стекло, бутылки, кувшины, графины, уксусники, рюмки. В Енисейске на полную мощность работал колокольный завод. Звон его колоколов, как отмечали старожилы, был чистым, приятным, органистым.

Набирали силу винокуренные заводы, но их барыши были пока не высоки. А Каменский завод, расположенный невдалеке от Енисейска, работал даже в убыток казне. Завод по тем временам был очень большим. Более 600 человек было занято на нем выработкой спирта. Но водка по тем временам еще ходким товаром не была. Губернатор всячески поддерживал и поощрял пчеловодство, считая, что мед намного нужнее людям, чем спирт.

В Енисейске он любовался кедровым садом, хорошо знал жизнь растений, а в 1824 году в земледельческом журнале опубликовал даже статью "О дикорастущих в Сибири конопле, грече и льне".

Степанов восхищался мастерством ссыльных. Он старался, чтобы в губернии более широкое развитие получили различные ремесла. Следует сказать, что при Степанове в Красноярске выстроены шесть больших домов с просторными усадьбами, которые назывались работными домами. Здесь ссыльные осваивали и совершенствовали многие ремесла. Среди них были плотники и столяры, каменщики и маляры, кузнецы и слесари, медники и серебряники, кожевники и шорники, каменщики и чернорабочие. Здесь изготовляли прекрасную мебель, легкие и красивые экипажи, которые было гораздо выгоднее делать в Красноярске, чем привозить из-за Урала.

У каждого города был свой норов. Наиболее покладистым, степенным казался Минусинск, где до 30-х годов прошлого века не проживало ни одного купца. Город был настолько маленьким, что за три часа Степанов мог каждому минусинцу пожать руку, зайти на чай в каждый дом. Если в Минусинске и Канске проживало около 600 горожан, то в Ачинске - 1140 человек. Город имел две каменные церкви, 336 домов и кладовую для казны. Самым крупным из всех окружных городов губернии считался Енисейск. Здесь только одних купцов проживало более 70 человек. В городе находился каменный гостиный двор, в котором размещалось до 144 лавок. Он имел 19 улиц, два монастыря (мужской и женский), 8 храмов. Жителей в Енисейске было 2800 человек. По своему убранству, красоте, богатству он считался лучшим уездным городом России.

По подсчетам Степанова, в Енисейской губернии было 77 храмов каменных и 24 деревянных. Все они находились в ведении Томской епархии.

Официальная статистика тех лет утверждала, что грамотных в Енисейской губернии всего 1221 человек. Степанов этим цифрам не верил. Он писал, что "не надобно полагать однако же, чтоб Енисейская губерния была вовсе безграмотная. В нее, как и во всю Сибирь, поступает ежегодно такое количество грамотных людей, чего никакие училища по стольку доставлять не в состоянии... Их несравненно более, даже многие из женского пола между крестьянами умеют читать и писать". Это мнение поддерживали многие ученые, путешественники, побывавшие в эти годы в Енисейской губернии. Они отмечали, что "образованность Красноярска идет об руку с образованностью России".

Тем не менее, реальных оснований для такого оптимизма у губернатора было мало. В Канске дом, пожертвованный для приходского училища, стоял пустым - не было педагогов. И это понятно: нигде во всем мире личность учителя не была такой бесправной, как в России. Даже правительственные органы вынуждены были признать, что нищенское положение преподавателей еще тягостнее по тому унижению, которое они часто незаслуженно переносят от грубого общества, не уважающего смиренного и тяжелого труда простого учителя. При таких условиях какой способный и достойный педагог пожелает вступить на это безрадостное поприще, не обещающее ничего впереди, кроме ежедневных тяжких трудов, нищеты и унижения.

В те годы Россия установила своеобразный мировой "рекорд", выделяя на образование по одной копейке на человека. В других европейских странах на эти цели тратилось от 10 до 40 рублей.

Много хлопот доставляла уголовная ссылка. По словам Степанова, в конце 20-х годов прошлого века в губернии проживало около 25 тысяч ссыльных, тогда как государственных крестьян было около 50 тысяч. Чтобы разрешить эту острую проблему, было принято предложение иркутского губернатора Г. Цейдлера, по которому отец, выдававший свою дочь замуж за ссыльного, получал денежное вознаграждение от казны. Но и эта мера успеха не имела.

Больше всего тревожило местную власть поведение осужденных женщин, которых проживало в крае около 4 тысяч. Они были гораздо агрессивнее и опаснее мужчин. Губернатор рассказывает, что "две молодые замужние ссыльные, чтобы не жить с мужьями, подвергли себя дальнейшей ссылке, утопив маленькую девочку: они взяли ее за ноги и вертели головою в проруби, пока она не захлебнулась... Еще две жены ссыльных, чтоб следовать в Иркутскую губернию за своими любовниками, которых сослали туда за новое преступление, убили дряхлого старика. Вообще главное преступление ссыльных женщин, - пишет Степанов, - имеет целью так называемую любовь. Главная цель мужчин, в их плутовствах и злодеяниях, есть - приобретение".

Начальник губернии твердо верил, что нравы общества могут исправить только просвещение, литература и искусство. Он часто бывал в уездном училище Красноярска, где призывал молодежь учиться музыке, живописи, архитектуре и словесности. В 1823 году губернатор основал в Красноярске ученое общество под названием "Беседы о Енисейском крае". Однако не получив официального разрешения на его деятельность, пришлось самораспуститься.

В 1828 году в Москве выходит "Енисейский альманах" - первый литературный сборник красноярских литераторов.

Хотя книга вышла в свет мизерным тиражом в 75 экземпляров, столичная критика ее сразу заметила. Петр Вяземский писал, что красноярские авторы показали, что они умеют "хорошо и дельно говорить о провинции своей". Участие в альманахе принимал и сам губернатор: ему принадлежит краеведческая статья "Путешествие в Кяхту из Красноярска". Как видим, главный администратор края пытался не только благоустроить город, но и обновить его духовно.

Многие исследователи и современники подчеркивали, что Степанов умел окружить себя людьми умными, порядочными. Среди них - статский советник И.И. Гадкий, занимавший пост председателя губернского правления, коллежский секретарь Николай Петрович Фролов, чиновники для особых поручений, коллежский асессор Карл Федорович Рейнбот, А.И. Соколовский, председатель енисейской казенной палаты Иван Семенович Пестов, выпустивший впоследствии книгу "Записки об Енисейской губернии Восточной Сибири 1831 года" (М., 1833). И по сей день эта краеведческая работа является одной из лучших книг о нашем крае.

В доме губернатора на обедах часто бывали чиновники И.Г. Родюков, И.И. Коновалов, И. Петров, А.К. Кузьмин. Особым покровительством А.П. Степанова пользовался председатель губернского суда, кавалер орденов Святого Владимира 4-й степени. Святой Анны 4-й степени, кавалер императорской серебряной медали 1812 года надворный советник Алексей Иванович Мартос, выпустивший в 1827 году в Москве "Письма о Восточной Сибири". Заметим, что почти все лица из окружения губернатора были не лишены литературных способностей.

Видимо, Степанов хорошо понимал, что толковое окружение не только создает ему дополнительный авторитет, но и помогает каждодневно решать все новые и новые вопросы.

Губернатор обладал смелым и решительным характером. Так, объезжая свои владения с очередной ревизией, он запретил волостным писарям получать огромное по тому времени жалованье - 1000 рублей в год, мотивируя это тем, что, чем домогательство писаря на жалованье умереннее, тем он проще, и общество через это спокойнее.

Имел Степанов и дипломатический талант. Особенно ярко это проявилось в его политике по отношению к малым народностям: хакасам, эвенкам, ненцам и другим коренным жителям этого обширного края. Губернатор делал все от него зависящее, чтобы эти племена не растеряли свою самобытность, свой язык и обычаи. В 1824 году он составляет "Наставление", обращенное к малым народностям, где пишет: "Там только бывает добро и спокойствие, где есть хороший порядок. Когда человек дурного и развратного поведения, тогда он всегда беспокоен и несчастлив".

Далее губернатор продолжает: "Доселе вы принуждены были по делам своим хлопотать по судам, не зная ни законов, ни языка русского, доселе с унижением и трепетом стаивали вы по целым неделям и месяцам на крыльцах наших судилищ; но ныне ваши дела должны разбираться в улусах, родоначальник и князцы кругом огня в юртах своих или под небом чистым, судом на родном языке по правам предков, как отцы, как старшие братья своих родовичей. А за таковые милости царские должны вы жить мирно, честно, взносить малые подати и повинности ваши в назначенные сроки бездоимочно, и повиноваться земскому исправнику... К нему-то и должно относиться донесениями Кизыльская Степная Дума (главный орган местного самоуправления хакасов - Л.Б.) и ходатайствовать о пользе родовичей. Не воспрещается ей также писать и в Красноярск, прямо на имя губернатора или в Губернский Совет".

Приведенный фрагмент показывает, что Степанов обладал талантом просто и образно рассказать о самом главном. Деловые бумаги губернатора - это своеобразный сплав литературного языка и казенного сухого слога. Написаны они были на одном дыхании, в них всегда чувствовался морализаторский тон. За сухими административными формулировками Степанов старался показать разнообразие жизни, разбудить дремлющего чиновника и призвать его к немедленному созиданию. Влияние губернатора на подчиненных было огромно. Многие из них, подражая Степанову, тоже составляли свои наказы, инструкции... Например, красноярский городской голова Иван Гаврнлов написал "Наставление" мещанину Семену Бардохоеву, который отвечал за перевоз через Енисей. Пункт за пунктом городской администратор учит его, как надо вести дело: "Первое - это иметь неослабное наблюдение за перевозчиками, чтоб они завсегда находились на месте без отлучки, чтобы не пили, не дрались, не затевали между собой разных ссор, а если что случится из ряда вон выходящее, то докладывать без промедления городскому голове".

Губернатор был очень религиозным человеком. Как-то, услышав в Покровском соборе проповеди священника Фортуната (в миру Фортуната Ивановича Петухова), Степанов захотел с ним познакомиться поближе. Вскоре это общение губернатору так понравилось, что он пожелал быть его духовным сыном и просил посещать его губернским дом всегда в свободное от занятий время для суждения и бесед. Фортунату также предложили место смотрителя в казачьем училище, которое открылось усилиями неутомимого губернатора. (Впоследствии священник Петухов дослужился до сана архимандрита).

С 26 апреля 1831 года Степанов оставил должность енисейского гражданского губернатора. Многие красноярцы откровенно жалели, что край лишился такого талантливого администратора. В память о Степанове красноярцы назвали один из переулков города его именем, Говорят, что призвание - душа всякой деятельности. И если это так, то Александр Петрович Степанов был губернатором по призванию.

С 1831 года он живет в селе Троицком Калужской губернии. Настроение у него подавленное, но он продолжает работать - сочиняет стихи, романы "Тайна", "Постоялый двор", обрабатывает материалы и пишет свой двухтомный краеведческий труд "Описание Енисейской губернии". Видимо, в эти дни у Степанова родилась такие строчки:

Злые люди пусть смеются,
Клевета готовит яд,
Пусть заслуги остаются
Без вниманья и наград.

Он всегда верил, что справедливость обязательно восторжествует, что "против злобы правда есть". Мы не знаем точно, почему губернатора отстранили от должности. Одни исследователи утверждают, что за мягкое, гуманное отношение к декабристам, другие - из- за ссоры с петербургскими вельможами.

Красноярский историк Г.Ф. Быконя выдвигает наиболее аргументированную и правдоподобную версию. По его мнению, Степанова сняли с должности за то, что он заставил городскую Думу из своего запасного капитала заплатить недоимки городской бедноты. Это и послужило формальным поводом для смещения Степанова с губернаторского поста.

В 1833 году Степанов закончил работу над большой философско-публицистической статьей "Об обязанностях губернатора", написанной в форме письма к другу. Текст ее начинался со слов: "Ты сообщаешь мне приятную новость, что определен губернатором в К..."

Судя по всему, работа эта не была опубликована. Наверное, потому, что в ней отсутствовали конкретные факты, имена, события. А может, и потому, что многие положения этой статьи для редакций журналов не представлялись интересными.

Степанов пишет; что губернатор должен быть честным, много работать, любить сирых и убогих, поощрять науки и искусства и непременно иметь университетское образование. Александр Петрович гордился, что жизнь его прошла по принципу - не губерния существует для него, а он для губернии.

Конечно, такие рассуждения в 1840-е годы назвать оригинальными уже было нельзя. И еще. В статье отсутствовали исповедальность, динамика и энергия слога, которые всегда были присущи стилю Степанова. Видимо, какой-то внутренний цензор не давал отставному губернатору сказать что-то свое, неповторимое, значимое, которое могло бы приковать внимание читающей российской публики. Создается впечатление, что статья была не выстрадана, а вымучена, настолько вялой и необразной она кажется сегодня.

Практически к этому же выводу приходит историк Н.К. Чернышова в статье "Общественно-политические взгляды А.П. Степанова". Анализируя неопубликованную степановскую рукопись "Об обязанностях губернатора", она подчеркивает, что он за время службы в Сибири пришел к убеждению: дело не в том, что нет хороших законов, а в том, "что существующие некому выполнять". Степанов к тому же наивно полагал, что искоренить все злоупотребления чиновников и местных властей может только один честный высоконравственный губернатор. Изучив огромное литературное и публицистическое наследие енисейского губернатора, Чернышова убеждает нас в том, что Степанов был настоящим русским патриотом. "В таких заявлениях, как "тошно жить в России... Нет человека, с кем бы слово сказать путное. Еду за границу", Степанов видел, по словам историка, воплощение злобы и глупости. Он одним из первых в России поддержал зарождающееся русское славянофильство.

Наверное, поэтому вышедшую в 1835 году его книгу "Енисейская губерния" некоторые ученые встретили довольно прохладно. Для многих же россиян она стала открытием Сибири. Рецензент журнала Министерства народного просвещения писал, что Степанов "осветил доселе для нас темный угол".

Заканчивалась же рецензия такими словами: "Книга Степанова - явление утешительное и, к сожалению, редкое в нашей литературе. Желаем от всего сердца, чтобы поданный им пример имел как можно больше последователей".

Труд этот в числе других 27 работ был выдвинут на присуждение Демидовской премии.

Но рецензирующий книгу Степанова академик Карл Федорович Герман в восторге от губернаторского сочинения не был. В своем отзыве он писал, что у губернатора были замечательные условия для написания книги, что и ездил он по губернии по "превосходным дорогам с величайшими удобствами без всякой опасности" и имел возможность все лично проверить, используя свое служебное положение.

Стараясь умалить значение книги Степанова, академик пишет: "Можно было бы по всей справедливости многого ожидать от него". Дав таким образом понять Демидовской комиссии, что гора родила мышь, Герман заявляет, что если бы путешественники Г.Ф. Миллер, С.Г. Гмелин, И.Э. Фишер, П.С. Лаплас при своих ученых познаниях находились в таких же привилегированных условиях, как енисейский губернатор, то они, конечно, "далеко затмили бы автора".

Своими недоброжелательными выводами академик пытается принизить литературный и научный подвиг губернатора. Между строк Германа отчетливо сквозит мысль: как ученый Степанов - ничто. Однако не заметить достоинств книги все же было нельзя. Особенно ярким и образным у Степанова получился рассказ о ссыльных. Даже Герман был вынужден признать, что еще ни один писатель до него не говорил о сем предмете. Степанов впервые ввел этот материал в область статистики.

И все-таки заключение Демидовской комиссии было для конкурсанта не очень радостным. Последний абзац рецензии гласил: "Автор, бесспорно, человек чрезвычайно образованный, тщательно наблюдал все, что было ему доступно, и добросовестно передал читателям собранные им сведения, но со всем тем он составил сочинение, которое должно почесть только предварительным трудом для будущего полнейшего ученого описания тамошнего края".

Вот так, одним росчерком пера, академик Герман выводил труд Степанова из дальнейшей конкурсной борьбы. Он сумел убедить членов комиссии, что нельзя за описание одной только губернии присваивать, полную Демидовскую премию. Академия наук это мнение ученого-статистика поддержала.

В 1835 году за книгу "Енисейская губерния" Степанову была присуждена второстепенная Демидовская премия по разделу "Статистика" в сумме 2 тыс. 500 руб. В этом же году труд бывшего губернатора отметил Николай I, наградив его бриллиантовым перстнем.

Вскоре Степанов становится саратовским губернатором, но на этом поприще он пребывает недолго. 25 ноября 1837 года Александра Петровича не стало. Его похоронили в родовом именин, в селе Троицком Мещерского уезда Калужской губернии.

В 1961 году, как рассказывают краеведы, пьяный тракторист заехал на кладбище и сильно повредил гранитный памятник, установленный Александру Петровичу Степанову его сыновьями.

В русском биографическом словаре, изданном в 1909 году, семейству Степановых отведено значительное место. Его сыновья - Николай и Петр - оставили в истории России не менее заметный след, чем их отец. Николай Александрович Степанов стал известным русским карикатуристом, Петр Александрович Степанов - генералом, военным историком. Согласитесь, что далеко не каждой русской семье удалось так много сделать для своей родины.

После отъезда Степанова общественная и хозяйственная жизнь Красноярска пошла в более замедленном темпе.

Важнейшее место на подворье занимали главные, парадные ворота у дома. Будучи олицетворением домовитости и хозяйственности крестьянина, они часто были краше самого дома. Сибирский тип ворот - высокие, с одно- и двустворчатыми полотнами для входа и проезда во двор, крытые двухскатной крышей. Столбы ворот тщательно оструганы, иногда украшены резьбой; полотна ворот могли быть из вертикальных тесин или набраны в "елочку". На столбе ворот обязательно красовалась металлическая "жуковина" с кованным кольцом. Ворота в пригон или на "скотский двор" были проще и ниже.

Забор, по-сибирски "заплот", представлял собой ряд столбов с горизонтальными плахами - "тесинами" или тонкими, слегка протесанными бревнами. Огороды, загоны для скота могли быть огорожены изгородью из жердей.

Все подворье делилось на отдельные части: "чистый" двор, "скотский" двор, загоны, огород и др. Сибирское подворье менялось во времени, как и жилище. Если первоначально историки отмечают схожесть с подворьем Европейского Севера, то впоследствии оно стало чисто сибирским.

В монастырских документах XVII века (монастырь на р. Тасеева, притоке Ангары) отмечалось, что в 25 дворах крестьян насчитывалось более 50 помещений, связанных с помещением скота: "избы скотские", хлевы, "стаи конские", сенники, сараи, повети и др. Но нет еще разделения на отдельные зоны подворья.

К XIX веку центром подворья становится "чистый" двор. Он располагался чаще всего с солнечной стороны дома, у "парадных" ворот. На этом переднем дворе располагались дом, амбар, погреб, завозня. На "скотском", "скотном" дворе размещались хлевы, "стаи" для скота, конюшни, сенники и др. Сено могло храниться и на втором ярусе высокого навеса, на "повети". Но чаще всего его наметывали на хлевы, на "стаи" или, покрыв на всю зиму двор слегами с поставленными вертикально стояками, засыпали сеном и соломой.

Если основные значимые постройки и прежде всего дом строились из "кондового", т.е. смолистого, с плотной древесиной, леса, то хозяйственные постройки могли возводиться из "мендача" - некачественного леса. Постройки подворья рубились на мху, на соломе, без утепления и даже специально со щелями, с "продувом", "продухом".

Амбары были нескольких типов. Они могли ставиться на камни по углам и с земляными завалинками, или на небольших вертикальных столбиках с "продувом" снизу. Одно- и двухэтажные, с галереей вдоль второго яруса. Но в любом случае для амбара характерна выступающая, иногда значительно, крыша со стороны двери. Амбар служил местом хранения хлебных и фуражных припасов, а также посевного зерна. Зерно хранилось в сусеках. В документах отмечается, что иногда годами крестьянин не видел дна сусека, так как зерна было много, урожаи отменные. Здесь же в амбаре стояли лари, деревянные кадки, мешки с льносеменем, хранились кожи, лен, холсты и др. Хранилась и одежда. На крестьянском подворье могло стоять несколько амбаров. Амбар рубили с особенно тщательной подгонкой углов и пазов, но прежде всего старательно крыли крышу, чаще всего двойной кровлей.

Завозня служила помещением для хранения саней, телег, упряжи и др. Завозня имела чаще всего широкие, двухстворчатые ворота и широкий помост-настил для въезда в него.

Завершали вид крестьянского подворья поленницы дров, но рачительный хозяин строил для них специальный навес. Дров требовалось много. Благо лес вокруг, но и готовили по 15-25 кубических метров, притом топором. Пила появилась в Сибири в XIX веке, а в ангарских деревнях, отмечалось, только во второй половине века, в 60-70 годы. Дрова часто кололи "с запасом", на год-два вперед.

Особое значение для сибиряка играла баня. Строили ее как срубную, так и в виде землянки. Примечательно, что в XVII-XVIII веках баню-землянку считали более "паркой". Ее вырывали на берегу реки, затем обшивали крышу. Топились бани "по-черному". Здесь была сложена печь-каменка, а над ней висел котел. Воду грели также раскаленными камнями, в бочках. Банная утварь считалась "нечистой" и в других случаях не употреблялась. Чаще всего бани выносились за деревню к реке, озеру.

На дальнем конце усадьбы находилось гумно, застланное тесанными плахами, и стоял овин. В овине внизу располагалась печка из камня или круглая площадка, обложенная камнем. Над топкой располагался настил второго яруса - здесь сушили снопы хлеба. Рачительные хозяева имели на подворье гуменник - в нем хранилась после обмолота мякина для скота. Гумно и овин чаще всего были общими для 3-5 хозяйств.

Индивидуализация жизни и сознания сибиряка часто вызывала конфликты из-за земли под подворьями: так отмечены тяжбы по причине перестановки столба на территорию соседа или из-за крыши строения, выступающего на его двор.

В крестьянском хозяйстве были постройки и вне пределов деревни. На дальней пашне возводились "пашенные" избушки. Здесь же строили амбар, загон, конюшню. Часто заимки и пашенные избушки давали начало новой деревне. На покосах по неделе-две жили в шалашах (в ряде мест их называют "балаганы") или даже в легких избушках из бревен или толстых жердей.

Повсеместно на промысловых участках ставили зимовья, "станки", охотничьи избушки. Жили там недолго, в период охотничьего сезона, но в Сибири было принято оставлять в избушке запас дров, немного продуктов, кресало и др. Вдруг сюда забредет заблудившийся в лесу человек: