Хотя след свой медведь оставляет только около берлоги на первой пороше, иногда бывающей до Покрова, а с этого времени уже ложится; но шатуны ходят и с Покрова (с 1-го октября) до Дмитриева (26-го октября) дня, оставляя свой след вроде человеческой ноги, только с большим выгибом у пальцев и остроконечием когтей для задних ног, а на месте передних - человеческой руки с тем же отличием пальцев. С Дмитриева же дня ложатся и шатуны. Тогда зверолов узнает присутствие медведя по деревьям. Так, если зверолов видит на дереве куржак, т.е. не сверху ветвей дерева, а снизу оных от того тепла животнаго, которым веет от медведя, лежащаго в берлоге, то тут как бы ни был сглажен снег, берлога должна быть.
Заметив такой куржак, зверолов нарубает вершин деревьев длиною в сажень, примерно до 15, запасается рогатиной, или обычный прибедренный нож насаживает на дерево и вблизи берлоги ставит лыжи на случай. Подготовясь так, подходит к дереву с куржаком и смотрит, над которым местом толще куржак, ибо это свидетельствует о большем веяньи тепла снизу и бывает обыкновенно против отверстия берлоги. Определив по куржаку отверстие, зверолов начинает разрывать снег и прислушивается к царапанью в берлоге. Иногда зверолов прежде всего завидит траву, которою затыкает медведь отверстие берлоги с осени, а иногда, заслышав близкое царапанье зверя, тычет поскорее в это место срубленное дерево комлем со стесанными на поларшина сучьями; зверь схватывает показавшуюся верхушку и втаскивает к себе; затем зверолов спешит воткнуть второе дерево, третье и т.д.; зверь, озлобясь, все втаскивает к себе, ворочает на разные лады и рычит, а вытолкнуть в то же отверстие все-таки не может, потому что ветви задевают и не пускают. При этом, если зверолов приметил еще на какой-нибудь ветке дерева куржак кучею, то заключает о другом, хотя меньшем отверстии из берлоги и внимательнее прислушивается к движениям топтыгина. И в самом деле случается, что зверь, сжатый в одну сторону, перестает втаскивать деревья, ворочать их и кричать, а потихоньку начинает скрестись в другую сторону и именно в ту, где заметна на дереве другая меньшая куча куржаку. Тогда зверолов спешит разгребать снег и затеять ту же битву посредством древесных верхушек. Мишка, заткнутый и с этой стороны, начинает реветь громче, а торжествующий зверолов, определяя по реву место его сиденья, разгребает снег, прорубает мерзлую землю и сверху прокалывает его рогатиной. Но не всегда приходится вступать в битву с 2-х сторон: два отверстия оставляет только хитрый зверь, или второе образуется случайно при неосторожном его же рытьи с осени и уж обыкновенно бывает тогда заткнуто травой.
Но если бы по какой бы то ни было случайной неосторожности медведь допущен выйти из берлоги, зверолов спешит к своим лыжам и скользския оне унесут его далеко, далеко, прежде нежели тяжелый житель берлоги сделает два или три скачка, угрузая каждый раз в рыхлом снегу. Иные же в это время стреляют в упор и бегут только при промахе.
Других зимних уловов медведя я не знаю. Зато летние очень разнообразны. Они состоят в следующем:
1. Случалось ли вам видеть, как плавает почтенный мишка? А я видал, он мастер этого дела и по-саженному взмахивая лапами, как руками и ногами человек, плавает и столбом, т.е. стоймя, управляя задними лапами, а передния с коленнаго сгиба приподняв от воды; только не видывали, чтоб высекал огонь, закуривал трубку и стрелял из ружья, как это делает человек, мастер плавания. Только это искусство не всегда идет ему впрок. Так однажды погнался он за лодкой, в которой плыли женщины с ягодами. Положение безусловно беззащитное. Мишка был уже недалеко, как одна женщина по какой-то странной догадке сняла с себя холщевую юбку, обмочила в воде и приподняв один край ожидала в таком положении, чтоб надеть ему на голову. Она успела выполнить свое намерение, не дав ухватиться медведю за лодку. Надетая мокрая юбка его облепила, снять не было возможности: и лодка спасена, и медведь утонул, а на другой день найден прибитым к острову и в юбке.
2. Еще интересен случай спасения при встрече с медведем одного старика, который случайно держал в руке табакерку и пустил медведю в глаза весь табак.
3. Всякия нечаянности действуют на медведя весьма поразительно: он теряется. Приведу для примера один из разсказов мужика, пришедшаго из России и только слышавшаго о медведях. Приехали мы с хозяином в лес по дрова; ну и поразошлись с ним. Я и вижу на дереве высоко сидит черный мохнатый зверь. Я к хозяину: зверь, говорю, на дереве, бери топор, а сам стяг схватил (был на готове). Руби, говорю, хозяин, дерево, а я хвачу зверя, когда он повалится. - Что ты, ведь это медведь, - говорит хозяин. - Ах, медведь! Ну так скорей руби. А сам к дереву. Ну известно и хозяин поневоле за мной. Сам ни жив, ни мертв, а дерево рубит. Как оно повалилось, зверь соскочил, а я его стягом-то. Удар дал правда, да видно плохо: он и пошел себе, а я за ним. Нет! говорю не попущусь: ты уже будешь мой. Шел сколько-то, шел за ним и вижу, что он бодрее стает, видно опомнился. Дело, думаю, неладно: я и вскочил на него верхом, да и схватился за передния лапы, а сам давай кричать хозяина. Вижу бежит с топором. Не надо топор, не надо, давай веревку. Побежал хозяин назад по веревку, как угорелый.
Так рассказывал крестьянин.
4. Охота в открытой борьбе с медведем происходит с помощию рогатины.
Рогатина состоит из еловаго деревяннаго шеста длиною около трех аршин, толщиною вершок в диаметре; шест вставляется в железную трубку, оканчивающуюся узким местом, которое, продлясь на вершок, переходит мало помалу в копье плоское и острое с обеих сторон, длиною в четверть, а шириною вершка в полтора. На узкое место привязывается веревка или ремень сыромятный, длиною вершка на полтора, а к нему привязывается костылек толщиною в полвершка, а длиною в два вершка; цель его состоит в том, чтоб не допустить войти и древку в рану. Самый лов ясен будет из следующаго разсказа.
Собрались мы на медведя двое, говорил один господин, товарищ с винтовкой, а я с винтовкой и рогатиной, потому что у него повернее глаз, а у меня покрепче рука, да взяли с собой двух зверовых собак, из простых дворняшек, а лягавые тут не годятся; собаки нужны, чтоб напасть на след и остановить зверя. Догнав, собаки начали бегать около зверя, придерживаясь более зада; а ни одна из них не подбежит и не бросится, потому что медведь дает чаще пощечину, да и такую, что другой не захочется. Безпрестанным же беганьем около зада заставляют медведя вертеться на одном месте, от чего он и разъяряется и изнуряется. Если ж пустится бежать, собаки ловят задния ноги и медведь поневоле останавливается. Разъярившись, начинает розмахами передних лап рыть землю, очерчивается и как бы разчищает себе ратное поле. А мы между тем подошли на ружейный выстрел, встали в боевую позицию - я с рогатиной несколько вперед, а товарищ сбоку, за правым моим плечем, с готовой винтовкой; а моя винтовка лежала за нами на случай неудачи выстрела. Но так как стрелять его занятаго собаками, рытьем, да розмахами неудобно, то я переломил вдруг сухую палку. Этот треск обратил внимание зверя, он вскочил на задния лапы, зарычал, забормотал, завзбивал пену клубами и заплевался. Вид ужасный - сажен 5 нас разделяют от разъяреннаго зверя; собаки ближе вертятся около задних лап; медведь временем помахивает на них передними лапами, но товарищ ждет момента, когда враг наш приподняв лапы прикроет грудь; оконечность концов пальцев лап есть место цели - около того места и сердце; раздается выстрел и медведь бросается на огонь, дым и пулю; дым заслепляет глаза товарищу - он бросает винтовку и, выдернув нож, забегает сзади, а медведь уж у меня на рогатине с распоротым животом то рвется ко мне, то бьет рогатину и норовит переломить. Я то попираю на него, то подтягиваю рогатину, не давая ударить по дереву и переломить; то держу как можно слабее, не давая точки опоры, от чего при ударах зверя, рогатина бьется у него в ране и распарывает более и более; висящий на ремне костылек стоит поперек раны и не впускает рогатину вглубь; собаки рвут за стегна и другия части, а товарищ всадил уже нож под сердце, кровь хлещет со всех сторон ручьями, зверь уже мало бьется на рогатине, и изнуренный падает. Тут первым нашим делом было поставить распорку в рот и подрезать все жилы у лап; а уж обезпечась таким образом начали сдирать шкуру, а то бывают, будто предсмертные спазмы.
- Ну, страшненько же, - я думаю? - А что если б товарищ-то ваш промахнулся, сказал я.
- Правда, хоть это и не хорошо, - отвечал охотник, - но ведь за нами наготове была другая винтовка заряженная. Вот одному так плохо итти, потому что если выстрел хоть и верен да не смертелен, так дым, когда ветер на охотника, затмевает глаза и тут не успеешь хорошо подставить рогатину. А двоим ничего: сколько уж раз я ходил, и сердце не дрогнет. А то с одним-то был однажды следующий случай: выстрел мой был хоть и верен, да не по месту; медведь пригнулся; я успел его посадить на рогатину; лапы врага были уже вблизи меня, я попятился, поскользнулся с холмика и упал на колено, а дерево рогатины уперлось в землю; враг воспользовался этим ловким ударом, переломил древко и бросился на меня; я успел приподняться и уткнулся головою в его грудь, схватившись крепко за шерсть. Тут началась рукопашная борьба, медведь меня отталкивал, чтоб добраться до головы, а я, придержавшись левой рукой за шерсть, правой схватил обломленный конец рогатины и повернул в ране; боль заставила зверя схватить меня за спину и крепко прижать к себе; кровь хлещет у него из обеих ран, а из шейной затекает мне в глаза и в рот. Выплевывая и глотая кровь, я успел выдернуть правой рукой прибедренный нож и распласнуть весь живот; зверь всей тяжестью повалился на меня со всеми своими выпавшими внутренностями. Тут мне было уже легче: высвобождаясь из объятий, я делал ножем рану за раной; кровь лилась ручьями и обезсиленный враг изпустил дыхание. Ну, памятна мне эта борьба: с тех пор хожу вдвоем.
5. Ловли у падали с помощию лабаза. Этот род ловли употребляется более в осеннее время вблизи деревень, а именно в то время, когда медведь повадится в поскотину давить скота. Мужикам приходится плохо и собираются они убить зверя. Для того выбирают хорошо устроенныя 4, а по необходимости и 2 дерева, вблизи падали отнюдь не далее ружейнаго выстрела; на деревья кладут перекладины из толстых жердей на высоте от сажени до двух. Если дерева 4, то образуется четырехугольник и на перекладины кладутся поперечно жерди; при 3-х деревьях выходит треугольник, а при 2-х только две перекладины без поперечных жердей. Крестьян сбирается, смотря по устройству и величине лабаза от 4-х до 2-х, а остальные в роде помощников. Главные садятся обыкновенно возле самих деревьев, почти в ветвях их, обращаются лицом в сторону падали и настораживают ружья, привязав к сучьям дерева, чтоб после не было надобности производить ни малейшаго шума. Другия держут готовыя винтовки на случай; на лабазе вблизи главных деятелей лежат на готове рогатины. Падаль у медведя бывает обыкновенно зарыта и забросана хворостом. В темную ночь, каковы большею частию осенния, зги Божьей не видно, следовательно, и стрелять куда неизвестно; потому подстерегающие обыкновенно кладут по белому клубку на каждый конец у места падали и каждый настораживает ружье на свой клубок.
Вот и сидим мы, разсказывал мне крестьянин, никто ни гу-гу, ни кашлянуть, ни сморкнуть несметь; и ухом не ведет, только глаза не сводишь с клубка: мишка ведь подходит так тихо, что ни зашебарчит, ни щелкнет, ни треснет ничто. Как это он делает, не ведаю; только это правда. Так-таки ничего не слышишь; только глядь белаго-то клубка не стало, знать лапой прикрыл и разгребать хочет; тут его и бац. А уж там всяко бывает: иной раз на смерть положишь; иной поранишь только и медведь пустится бежать, так раз нашли его поутру по следу крови, издохшим, уткнувшимся рылом в болото. Иной раз видно раньше почует либо шорох какой, либо человечий дух, не сробеет, да и к дереву и ну его трясти, да кверху взбираться. Только взбираться-то нелегко, мы ведь дерево-то обсачиваем, чтоб ему не во что было когти-то всаживать, ведь не шилья же оне у него, без коры не крепко всадить. Ну известно, как начнет взбираться, тут его и садить на рогатину, а мало, так и на другую.
Худа не припомню, всегда мишка поплатится бывало животом своим за задранную нашу скотину.
Так рассказывал крестьянин. И вообще говорят, что ловля скрадываньем с лабаза вблизи падали есть самая безопасная.