Как уже отмечалось, путь по Иртышу и Оби от Тобольска до Березова и далее по Обской губе до реки Таз начинали в конце июня и покрывали за 8-13 недель. В августе-начале сентября торгово-промышленный люд достигал Мангазеи, где останавливался на зимовку. Весной город пустел. Партии промышленников, пользуясь вешней большой водой, спешили по Тазу через волоки, озера и реками попасть в Туруханское зимовье и оттуда по Енисею уйти в основные районы соболиных промыслов. В свою очередь, Туруханск пустел с начала июля и вплоть до мая-июня следующего года, до возвращения промысловиков, которые торопились тем же путем до "замороза" добраться до Мангазеи и через Обскую губу уйти на "Русь". С середины 30-х годов путь в Мангазею по Оби и Обской губе стал глохнуть, так как с развитием земледелия в Енисейском уезде промышленникам стало выгоднее через территорию по Кети и Маковскому волоку следовать на промыслы в низовья Енисея и Приангарья.
В отдельные годы в Мангазейский и Енисейский районы приходило до двух тысяч охотников. Главным объектом пушного промысла был дорогостоящий соболь. Попутно добывали бобров, волков, лисиц, зайцев, белок, горностаев. С 80-х годов, по мере истребления соболя, многие охотники перешли к массовому промыслу песца.
Как выяснил крупнейший в нашей стране знаток старинных промыслов в Сибири красноярский ученый П.Н. Павлов, эта отрасль экономики принесла России за 70 лет до 8 млн. шкурок соболя на более чем 11 млн. руб., что в среднем составляло 20% доходной части ежегодного государственного бюджета. На долю Приенисейского края пришлось немало: примерно каждый четвертый соболь из десятка (2,8 млн. штук) и на каждые три рубля - пятьдесят копеек из червонца (4077 тыс. рублей).
В лучшие охотничьи сезоны русские промышленники добывали в Приенисейской тайге до 100 тыс. соболей. В среднем каждый охотник-профессионал в год испромысливал в Мангазейском уезде чуть более 60 соболей, а в Енисейском уезде - от 38 до 49 соболей. Их стоимость превышала в 1,5-2 раза стоимость "ужины", то есть промыслового снаряжения, куда входили 20-30 пудов ржаной муки, до пуда соли, не менее 10 аршин сукна сермяжного, около 15 аршин холста, две пары чарков (обуви), три пары рукавиц, одна-две рубахи, около 10 камасов лосиных или оленьих, а также один-два топора, нож, пять-десять саженей сетей неводных и прядено неводное.
Из-за разных цен, особенно на хлеб, "ужина" обходилась в среднем каждому охотнику в Мангазейском уезде в 25-35 рублей, а в Енисейском - 15-25 рублей. Чистая же средняя прибыль, из-за больших транспортных расходов, была много меньше, составляя 20-25%. Это явно немного, если учесть тяжелые условия жизни в глухой тайге, в "несносных трудах и нуждах" в течение всей зимы.
Как же охотились промысловики? Уходили ватагами, обычно в 10-15 человек. Возглавлял промысловую партию передовщик, или ватащик, которому все должны были беспрекословно подчиняться. Он выбирал места промысла, делил большие артели на части (с XVIII века назывались чуницами), выбирал в чуницах передовщиков, возглавляя одну из них сам, назначал чуницам места промыслов, а до начала ледостава организовывал промысел соболей с собаками и сетями-"обметами" вблизи построенного артелью зимовья. По возвращении с промысла передовщики чуниц отдавали артельному передовщику добытых соболей и других зверей, отчитывались во всех делах перед ним. Провинившимся "ватащик" назначал наказания, особенно суровые за воровство.
Каждая небольшая артель, "чуница", действовала самостоятельно до начала промысла самоловными орудиями-"кулемами", ее передовщик делал нарты, лыжи и специальную обувь - уледи; их качество было крайне важным в условиях полного бездорожья. Каждый промышленник волок сам или с помощью собаки нарту с запасом к назначенному передовщиком месту. Сам же глава чуницы уходил за день вперед, чтобы к приходу своих товарищей подготовить стан в виде шалаша и наметить удобные места для ловушек. В районе стана по надям и речкам промышленники делали по два-три ухожья, или "путики", то есть промысловые пути, каждое состоявшее из 80 кулем. Каждому охотнику полагалось рубить по 20 кулем в день, что, впрочем, довольно редко кому удавалось.
Дело в том, что сооружение кулемы было довольно трудоемким занятием. У подножия дерева сколачивался небольшой "огородец" из спиц, образовывавший коридорчик в длину немногим более пол-аршина (35 см) и вышиной четверти на три аршина, закрытый сверху дощечками, чтобы снег не осыпался. Одним концом коридорчик упирался в дерево, а вход с другого конца оставался свободным. У входа клалась приманка - кусочек мяса или рыбы при помощи дощечек, шестика или веревочки, соединенных с большим бревном, приподнятым на тоненькой палочке над входом. Когда голодный соболь, привлеченный приманкой, наступал на дощечку, лежавшую у входа, веревка или шестик приходили в движение, бревно срывалось с устойчивого положения и обваливалось на соболя. Эта ловушка давящего типа делалась только с помощью топора и ножа и дожила в северных районах до нашего времени. Каждый промышленник за сезон изготавливал несколько сот кулем, так как, устроив за несколько дней на каждом стане ловушки, чуница шла на новый стан устраивать ухожья.
После 10 станов передовщик чуницы половину людей посылал "по завоз", то есть за оставленным в зимовье или по дороге запасом. За зиму охотники делали три таких ходки, при этом завозчики осматривали кулемы в том же порядке, как и устанавливали. При возвращении всей чуницы в зимовье ловушки осматривались в последний раз в обратном порядке и заколачивались, чтобы в них не попали соболи. Более частые осмотры затруднялись значительными размерами кормовых участков соболя, каждый площадью в 8-10 км.
В базовом зимовье промышленники ждали навигации, а иногда жили до следующей зимы, если заходили сразу на несколько сезонов. Тогда они занимались ловлей рыбы, охотой на диких животных, выделывали шкурки зверей и даже шили меховые вещи. Большие партии оставляли в зимовьях одного или несколько сторожей. На случай вооруженного нападения отрядов коренного населения зимовья служили укрепленным убежищем, правда, не всегда надежным. В большинстве своем зимовья были примитивными сооружениями.
Выйдя из тайги, ватага-артель уплачивала на таможенной заставе десятинный промысловый налог - каждого десятого соболя, делила добычу поровну между собой (передовщик обычно получал еще половину стоимости ужины) и распадалась.
В 70-х годах из-за перепромысла соболя (в среднем ежегодно выбивалось до 40% зверьков) пушной промысел стал терять свое значение. Русским с 90-х годов он был почти полностью запрещен правительством. Поэтому многие постоянные промышленники Мангазейского района, и особенно Енисейского, сдвинулись на север Таймыра для массового промысла песца. Этого кочевого зверя, отличавшегося сезонными миграциями, добывали простыми ловушками давящего типа (пастями или клепцами), которые устанавливались на пути массового хода зверей. Поперек берега реки обычно возводили невысокие изгороди из тальника и в специальных отверстиях в них ставили клепцы. Некоторые на океанском берегу или у реки натягивали неводы с колокольчиками на верхней тетиве и караулили с палкой.
Пасти расставляли в шахматном порядке вокруг постоянных и отъезжих зимовий, от 50 до 500 на каждого жителя, и объезжали их раз-два в месяц. В начале XVIII века в крае добывалось от трех до восьми тысяч песцов ежегодно.
В целом, по денежной оценке, продукция пушного промысла в Приенисейском крае до конца XVII столетия более чем в два раза превышала стоимость выращенного зерна, скота и произведенных ремесленных изделий. Однако это не дает основания считать данную отрасль хозяйства края ведущей. Ведь в ней было занято профессионально не более 1,5 тысяч промысловиков...