В начале июля 1943 года на нашем участке фронта была тревожная, напряженная обстановка. Все ждали каких-то больших событий, тяжелых боев.

Где-то левее нас войска Рокоссовского сдерживали мощные атаки немецких войск под командованием генерала Моделя. Из сводок Совинформбюро было трудно понять, что же происходит там на самом деле. Армейские и полковые связисты ловили отрывочные разговоры большого начальства и передавали солдатам тревожные вести о тяжелых боях. В то же время на нашем участке, судя по всем солдатским приметам, готовилось наступление. ...Артиллеристы привозили по ночам одно-два орудия, быстро проводили пристрелку одиночными выстрелами и вновь увозили пушки куда-то в тыл. Опасливо пригибая головы, по траншеям ходили офицеры-танкисты и на своих схемах и картах отмечали пути прохода через минные поля. В небе изредка пролетали немецкие самолёты-разведчики; зенитная артиллерия молчала. С появлением самолёта всё в прифронтовой полосе замирало, и только редкие головы солдат тревожно смотрели в небо - заметит или не заметит.

Однажды пара наших истребителей погналась за одиночным самолётом-разведчиком. Вся тройка быстро удалялась из поля зрения, но где-то, видимо, "достали" фашиста. Через некоторое время вдоль по оврагу через огневые позиции батарей несколько наших разведчиков провели немецкого лётчика со сбитого самолёта. Как это ни удивительно может показаться, но я, провоевавший все предыдущее лето на Западном фронте, под Москвой, - артиллеристом, связистом, пехотинцем, ходивший в атаку и отсиживающийся под обстрелом и бомбёжкой в окопах, тяжело раненый и полежавший в госпиталях, ни разу не видел не только пленного офицера-лётчика, но и простого немецкого солдата. Не хотели и умели они не сдаваться в плен. Добротно воевали. И тут, на тебе, живой лётчик. Все близко находящиеся солдаты с любопытством рассматривали молодого немца без головного убора, уверенно шагающего рядом с разведчиками. Вокруг раздались крики, брань в адрес летчика и возгласы: "Гитлер капут, Гитлер капут".
- "Нет! Нет!" - твёрдо печатая шаг, бросал вокруг немец.
И это уверенное поведение немца было после Сталинградской битвы! На что же надеялись они, почему такая уверенность даже в плену? - Мы не знали, что это были дни самых больших успехов наступающих немецких войск на соседнем участке фронта.

А по ночам, в тишине, с немецкой стороны неожиданно раздавалась усиленная громкоговорителем музыка, и голос любимого довоенного артиста разносил знакомые слова:

• Хорошо поёт, гад.
• Говорят, сам к немцам перебежал.
• Рассказывают, партизаны его изловили и повесили.
• А, может, брешут все...

Так комментировали песню популярного артиста. Музыка прекращалась, и голос на чистейшем русском языке приглашал, звал, требовал переходить к немцам, сдаваться в плен; пароль "Штык в землю" - и вас ждёт мирная, спокойная жизнь.

С артиллерийских наблюдательных пунктов было слышно как из наших траншей раздавалась нецензурная брань и крики возмущения в немецкий адрес...

...Именно в эти дни подготовки крупных сражений мы почувствовали первую реальную помощь американского "второго" фронта - на наблюдательные пункты нам стали приносить американскую тушёнку, консервированные колбасу и сосиски. Все больше и чаще стали видеть американские машины - студебеккеры.

И вот в ночь на тринадцатое августа вся прифронтовая полоса заполнилась колоннами пехоты, выдвигающимися по оврагам и выемкам к передовым траншеям. Артиллеристы сноровисто и быстро устанавливали пушки на позиции, разгружали снаряды, спешно дополнительно окапывались, тянули связь, в то время как тягачи-студебеккеры уходили куда-то в укромные места. Издалека доносился гул танковых моторов. Танкисты выдвигались на исходные позиции. В середине ночи раздался гул низколетящих самолётов. Это наши ночные бомбардировщики, а попросту говоря - двукрылые, лёгкие самолёты У-2, заходили для атаки немецких позиций. И вдруг с головного самолёта на немецкие окопы полилась струя горящего напалма. Со второго, третьего - со всех самолетов хлынула огненная стена. За первой волной прошла следующая, всё осветилось вокруг, так что мне, находящемуся в 700-800 м от немцев удавалось в этом мерцающем огненном свете ясно разбирать печатные строчки. Это было, по-видимому, первое в истории войны применение напалма, которое сейчас запрещено Международной конвенцией.

Ух ты, вот дают! Жарко фрицам, поджаривай их, славяне, знай наших! Такие и более крепкие и соленые выражения слышались вокруг. Я не думаю, что эта атака повлекла за собой большие потери среди немцев, но эффект был впечатляющий.

Вспомнилось мне тут, как под Москвой, годом раньше, я увидел, как что-то с воем и скрежетом срывается с установок, оставляя на небе огненные трассы. Все находящиеся рядом солдаты шарахались и разбегались, напуганные и не понимающие, что происходит. Я, втянув голову в плечи и присев пониже, вдруг сообразил, что это ракеты и успокоился от мысли: "У немцев этого нет, мы победим, будем на Луне и на Марсе". Вот что значит вовремя прочитать "Занимательную физику" Перельмана!!!

Но вернёмся к Орловско-Курской дуге. Ближе к рассвету началась мощная артиллерийская подготовка перед атакой. Плотность огня была огромной: батареи вели непрерывный огонь. Солдаты потом рассказывали, что впопыхах, по небрежности или преступной халатности стоящие сзади батареи в упор расстреливали находившиеся впереди и выше их на склоне оврага свои же батареи. Залпы реактивных установок, ставшие к тому времени уже привычными, сливались в сплошной рёв. Вздыбилась земля над немецкими окопами. Под прикрытием этого всесокрушающего огненного вала двинулась пехота. По телефонным проводам разнеслась радостная весть: "Пехота прошла первые и вторые немецкие оборонительные позиции!". Справа вижу, как мимо проходят танки. Танки пошли...! Наша артиллерия переносит огонь всё дальше и дальше вглубь обороны немцев. В середине дня снаряды наших пушек уже не долетали до немцев. Огонь прекратился. Где-то впереди, далеко, танки вели преследование немцев. Фронт двинулся вперёд. Вы бы видели, какое это зрелище...

Многие тысячи машин, повозок, артиллерийских орудий со всех сторон сливаются в единый поток, заполняют плотными рядами одну магистральную дорогу и двигаются по ней рывками - то останавливаясь, то ускоряясь, в страхе поглядывая на чистое небо, в ожидании немецких самолётов, с надеждой, что вот-вот появятся наши, краснозвездные самолёты.

Наша шестнадцатая артиллерийская бригада должна была влиться в общий поток уже во второй половине дня. Все пушки были прицеплены к студебеккерам, артиллерийские расчеты сидели по машинам, и я поглядывал на них, выбирая, куда бы мне пристроиться. И тут увидел, что машина - студебеккер, к которой была прицеплена кухня, пустая. Только в кабине разместились, кроме шофёра, повар с поварёнком. Кухня дымила. Из трубы весело летели искры, варился очередной обед. Я заскочил на машину, удобно устроился на мешках с продуктами. Колонна тронулась, и мы влились в общий поток. Тут-то и началось... Высоко в небе, левее нас, появилась стая немецких бомбардировщиков. За ней другая, третья. Сразу понял - идут мимо, идут не на нас, идут куда-то на восток, бомбить тылы. Самолёты скрылись за горизонт и вскоре откуда-то издалека все услышали тугой звук бомбежки. Через некоторое время эти самолеты, отбомбившись в тылу, появились над нашими колоннами. Бомб у них уже не было, бомбить им нас уже было нечем, но немецкие летчики решили поиграть на наших нервах, напугать ложной атакой. Быстро спикировали на колонну и низко, так, что были ясно видны разлапистые шасси и кресты на пикирующих бомбардировщиках Ю-87, на бреющем полете прошли над ней. Психологический эффект был огромный - все головы устремились вверх. Водители нажали на клаксоны, с тревогой выглядывая из кабин. Некоторые выходили из кабин, вставали на подножки, чтобы в случае чего быстро спрыгнуть на землю, укрыться на родной земле. Мой водитель оказался слабонервным, очевидно, новичком на фронте, и решил спасаться бегством. Быстро повернув машину, он устремился в спасительный берёзовый лесочек, который в полукилометре был ясно виден справа от дороги. Когда я сообразил, что обозначает этот "тактический" манёвр водителя, я вспомнил, что на машине я старший по званию, и начал стучать по крыше кабины. Никакого эффекта...

Неожиданно слева вижу два наших подбитых танка, два недвижимых Т-34. Мелькнула мысль - здесь только что был бой. Куда мы едем? И вдруг справа и слева вижу редкую цепочку залёгшей, окапывающейся нашей пехоты. Все в касках, в новом обмундировании, с саперными лопатками, со скатками на плечах; видно, свежее пополнение, и для многих это был первый бой.

Быстро проскакиваем вперёд пехоты. Ясно вижу, как поворачиваются в нашу сторону головы солдат. С ужасом соображаю, что мы проскакиваем передовую и стремглав летим к немцам в руки, на верную смерть. Кто может знать, что они подумали, когда увидели, что кухня атакует немцев. Быстро въезжаем в лесок, шофер тормозит и останавливается под развесистой берёзой на опушке рощи. В глубине рощи вижу какие-то машины и незнакомые, чужие фигуры людей. Немцы, мелькнула страшная мысль! Но что это? Они идут в нашу сторону с поднятыми руками, одетые почему-то в тёмные комбинезоны и тёмные мундиры. Сдаются, мелькнула успокаивающая мысль. Никакого страха, будто всё это происходит не со мной, продолжаю фиксировать все события с фотографической точностью. Спрыгиваю с машины, обхожу кривые корни и стволы берёз, чувствую, как подбегает пехота. Наш повар выскакивает из кабины, в руках у него автомат, идет навстречу немцам. Первые два немца опускают руки, вынимают из кармана какие-то бумаги, протягивают навстречу повару, наперебой твердят: " Мама, жена, дети". Не вижу лица повара, но слышу, будто он что-то кричит, в упор стреляет в немцев, они падают. Я бегу к повару, кричу, чтобы не стрелял. Перешагиваю через бумажки, лежащие на земле, семейные фотографии жены, детей. Не помогли, не спасли...

Оставшихся немцев пехотинцы быстро куда-то повели. В то же время другие солдаты разбирают содержимое немецкой машины и несут оттуда охапки хлеба и колбасы. Бегом за трофеями! Подбегаю к машине, но она уже пуста. Бегу к другой машине. Она тёмного цвета, типа нашего современного рафика. Таких машин я ещё не видел. Двери оказываются сзади. Открываю их и вижу огромную, от пола до крыши, стопу аккуратно уложенных топографических карт. Быстро выдёргиваю несколько карт, разворачиваю, смотрю. Карта Казахстана. Зачем им Казахстан, думаю я. Беру следующие - карты Средней Азии. Быстро достаю ещё несколько карт, опять не то. Наконец нахожу карты Орловской и Курской областей. Выбираю те из них, которые соответствуют участку нашего наступления. Возвращаюсь к машине, на ходу рассматривая добычу. Ну и карты! Таких подробных и крупномасштабных карт я до сих пор и не видел. Для меня, артиллерийского вычислителя, это замечательное подспорье для точной стрельбы.

Кричу шофёру, чтобы разворачивался и гнал машину назад. Рассаживаемся по своим местам и назад, догонять свою колонну. Быстро догнали недалеко ушедшую колонну, быстро встали в ряд на своё место. Не успел перевести дух, откуда-то подбегает не очень то знакомый мне замполит и свирепо кричит: "Куда гонял кухню, сержант? Людей кормить надо!"

Вот теперь и пойми, что мы натворили: поддержали атаку пехоты, разгромили какой-то штаб, захватили пленных, штабные документы, немецкие машины, ликвидировали угрозу с фланга всей армаде движущихся войск или совершили акт дезертирства из колонны. Как судить? Где граница подвига и случайности?

- Суета ты фронтовая...

Это было недавно, это было давно... Так начался для меня первый день битвы на Орловско-Курской дуге.

Александр Михайлович Катцын - служил наводчиком орудия в 197-ом артиллерийском полку. 1942 год - Степной фронт, ранение. Потом - Сталинград, тяжелые бои, от дивизии в 3 500 человек осталось 750. Здесь получил второе ранение (и очень серьезное - 7 месяцев провел в госпитале, откуда вышел инвалидом III группы - и это в 22 года!). Армию не покинул (несмотря на заключение - "не годен к строевой службе"): был зачислен старшим разведчиком в отдельную штабную артиллерийскую батарею при командовании корпуса. Участвовал в освобождении городов и сел Украины, Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, Австрии, Чехословакии!.. Война для Александра Михайловича закончилась на Дальнем Востоке в сентябре 1945 года. У него 15 ранений и контузий! В нашем университете Александр Михайлович работал до 1995 года рабочим высокой квалификации в лаборатории "Светокультуры".

Сергей Иванович Павлов - в мае 1943 года 16-летним мальчишкой поступил в Красноярское военно-морское подготовительное училище, а доучивался (как и вся их рота) - в Тихоокеанском высшем военно-морском училище. Летом 1945 года проходил практику на мониторе "Свердлов" Краснознаменной Амурской флотилии. 8 августа корабли неожиданно отправили в поход. А уже в 6 утра 9 августа был открыт огонь по японским позициям. После подавления огневых точек противника был высажен десант. Так монитор "Свердлов" с боями продвигался вверх по реке Сунгари, поддерживая артогнем наступления пехоты. Дошли до г. Цзямусы, на рейде у которого С.И. Павлов встретил победу над Японией. Капитан 3 ранга Амурской флотилии, Сергей Иванович Катцын работал в КГУ с основания университета в 1969 году и до 1988 г. на кафедре политэкономии.

Труженики тыла. Они отдали Победе свое детство, молодость. Работали медсестрами в госпиталях, трудились на полях и у станков на заводах, недосыпали, голодали... И все равно не считают себя героями!...

Сегодня мы имеем возможность чествовать: Анастасию Андреевну Алексашину, Алевтину Николаевну бугакову, Федору Сергеевну Внукову, Александра Соломоновича Горелика, Виктора Макаровича Ленченко, Нину Васильевну Лисину, Александра Всеволодовича Тупосова, Юрия Николаича Хафизова, Валентину Михайловну Бабий.

В 1941 году мне было 15 лет, я заканчивал 1-й курс иркутского железнодорожного техникума. 22 июня с утра у нас был письменный экзамен по математике, а после него - мертвый час. Я учился на военного железнодорожника, поэтому дисциплина была строжайшая. Восемь человек в комнате, все возбуждены после экзамена, уснуть не могут, и один мальчик включает радио, чтобы послушать, который час. Из репродуктора (тогда еще были такие черные тарелки на стенах) доносится голос Левитана: "Внимание! Передаем важное правительственное сообщение!" - так несколько раз. А потом объявляют о начале войны. Конечно, мы были потрясены, поначалу даже верили, что это нелепая ошибка, что война скоро закончится. Нас два предвоенных года воспитывали, как друзей Германии, мы верили, что Германия - такая же социалистическая страна, только с националистическим уклоном. И вдруг - война!

Большинство моих однокурсников родились в 1922-23 гг., и в 1941-42 гг. были призваны на фронт. Практически все они погибли под Москвой и Сталинградом.

Самым трудным моментом войны был октябрь 1941 года. Немцы вели генеральное наступление на Москву, и приблизились к столице на 25 км. Вышел приказ эвакуировать все правительственные учреждения. Шли слухи, что в Москве идут погромы, грабежи магазинов. Началась паника. Мы жили в глубоком тылу, но что бы ни делали, глубоко в груди постоянно ныл комок тоски, досады, тревоги. И постоянное ожидание: что же будет?

Потянулись долгие тяжкие будни военных лет. Нас, курсантов техникума, постоянно привлекали на различные работы, и мы выполняли их, несмотря на голод. Бесконечный голод, который длился не только в военные, но и в послевоенные годы.

Меня должны были призвать в 1943 г., но как железнодорожник я был поставлен на бронь, и в 1944 году работал путейцем. Мне доверили перегонять составы на самом трудном Кругобайкальском участке железной дороги. Дело в том, что техника поставлялась в СССР из США и перевозилась через всю страну. Ее и приходилось сопровождать.

Осенью 1944 года я был призван на Тихоокеанский флот, где и встретил День Победы, вскоре после которого нас стали готовить к войне с Японией. Эта война оказалась очень скоротечной, и ее окончание ознаменовало окончание Второй мировой войны.

Прошло 60 лет. И чем дальше мы уходим от тех грозных событий, тем все более глубоко мы осмысливаем и осознаем величайший подвиг нашего народа и те великие потери, которые он понес в ходе жесточайшей борьбы за свободу. Это не может изгладиться из нашей памяти.

Недавно ко мне в руки попали письма. Письма солдата, бережно сохраненные его мамой. Как я узнала, он - наш дальний родственник. Зовут его Виталий Похлебаев. Ему было 16 лет, когда началась война. Через два года он поступил в Свердловское военное училище, которое успешно закончил. Потом Виталий пошёл на фронт - защищать свою родную страну.

Где только не пришлось побывать солдату - в Москве, Воронеже, на Украине, в Молдавии, в Румынии, в Польше. Прочитав письма, я поняла, что и в то страшное время у людей были развлечения, отдых между боями: они ходили в кино и на концерты, смотрели местные достопримечательности. Даже пробовали настоящее молдавское вино. Они умели радоваться жизни, несмотря на то, что каждый день сталкивались с жестокостью. "Мама, когда я был на передовой, я многое увидел своими глазами. Я видел то, о чём ты, мама, знаешь только из газет. Тысячи невинных замученных и растерзанных, разрушенные города, сожжённые сёла и деревни, повешенных и расстрелянных мирных советских граждан", - так пишет Виталий о войне.

Он находит самые тёплые, самые красивые слова для своей мамы. В каждом письме Виталий просит её не отчаиваться, ждать и верить, что он вернётся: "Мама, у меня к тебе единственная просьба - береги себя, береги своё здоровье, не скучай и не плачь - этим ты только треплешь нервы, ведь слезами ты не ускоришь победу… Я вижу, ты улыбаешься, хотя твои глаза полны слёз. Вытри слёзы, они портят всё дело. Смотри прямо и гордо - ты мать лейтенанта и жена капитана". Виталий пишет стихи неизвестного автора, посвящённые матери.

До самой последней минуты своей жизни он верил в победу. В 1944 г. Виталий был ранен в голову. Долгое время он скрывал от матери, что рана серьёзная, не хотел её расстраивать. "Об одном жалею, - пишет он в одном из последних писем, - что не удастся первому войти в Берлин". "Но победителем туда я войду", - надеется Виталий. К сожалению, его мечтам не суждено было сбыться. После двух операций Виталий умер. Он прожил всего двадцать лет, но погиб с честью - как тысячи и тысячи молодых людей, сражаясь за Родину.

Жиженко Павел Антонович родился в 1921 году в г. Донбассе.

С 1939 года служил в рядах Красной Армии. Первый бой принял 22 июня 1941г. в составе 126 дивизии в Прибалтике. Началось отступление до Москвы. Под Москвой воевал в составе отдельной 44 стрелковой бригады, которая сформировалась в г. Красноярске.

В январе 1942г. 44 бригада была переоформлена в отдельную 62 стрелковую дивизию. Участвовал в боях при освобождении от немецких захватчиков г. Борисова, Смоленска, Белоруссии, Литвы, Польши, Чехословакии. Был трижды ранен. Участвовал в боях при прорыве обороны немцев и овладении городов: Летцен, Растенбург, Кайльсберг, Ландсберг. Награжден орденом "Красной звезды", медалями "за отвагу", "за оборону Москвы", и др.

Родился 5 декабря 1926 года в деревне Еловка Большемуртинского района. После 4 класса средней школы учился в Ремесленном училище. В 1943 в возрасте 17 лет призвался в армию.

Служил на Дальнем Востоке. Звание ефрейтор. Был артиллеристом-наводчиком. В армии был до марта 1950 года. Победа застала Михаила Фёдоровича там же на Дальнем Востоке.

После службы работал на АО "Сибтяжмаш" сверловщиком. Затем 30 лет до 1986 года был шофёром. Женился в 1951 году. Жена умерла 28 декабря 1997 года.

Награждён орденом Великой Отечественной войны второй степени. Также имеет 11 юбилейных медалей и 2 медали ветерана труда.

Ярлыков Виктор Николаевич родился в 1926 г. в селе Нахвалка Сухобузимского района Красноярского края.

На фронт мобилизован в 1943 г. Три месяца учился в Киевском военном училище.

Воевал в 262 полку 144 дивизии третьего Белорусского фронта. Под Смоленском был ранен. После выздоровления в звании старшего сержанта командовал отделением на втором Прибалтийском фронте.

Принимал участие в освобождении Белоруссии, Прибалтики, Восточной Пруссии. Под Кенигсбергом вновь был ранен, из-за чего пять месяцев пролежал в госпитале. Ранение оказалось тяжелым и врачам пришлось ампутировать правую ногу.

После войны Виктор Николаевич работ страшим ревизором управления гражданской авиации.

Ярлыков Виктор Николаевич награжден 23 правительственными наградами, в том числе Орденом Отечественной войны.

Яковлев Анатолий Владимирович родился в 1925 году в г.Владикавказе.

В июне 1942 года был мобилизован на фронт. Служил на северокавказском фронте. Охранял переправу через реку Терек в районе Маздока.

В июле 1942 года был ранен. После лечения в составе 12-го корпуса охранял переправу в районе Домбая. В батальоне связи обеспечивал связь между Москвой и Тегераном во время встречи Большой тройки.

После окончания летного училища, весной 1945 года по 1960 год служил в летных частях, до 1970 года - в ракетных частях. Службу закончил командиром ракетного дивизиона в звании майора.

Яковлев Анатолий Владимирович награжден орденом "Отечественной войны" и двадцатью медалями за боевые заслуги.

Родился 26 августа 1926 года, в городе Воронеже. Иван Тимофеевич воспитывался в рабочей семье. Закончил 7 классов в сельской школе. С 15 лет был вынужден начать работать. В 17 лет Иван Тимофеевич был призван в армию, в Приморский край.

Служба проходила на границе через Уссури. Служба в Приморье проходила в строении окопа. В 1945 году войска, в которых служил Иван Тимофеевич, перебросили на Дальний восток. После окончания войны возвратились обратно в Пекин, где служба прошла в окопах. После, в 1962 году, Ивана Тимофеевича перевели в г. Красноярск, где и живёт со своей семьёй на пр. Ульяновском, 36. Свою военную службу Иван Тимофеевич начал рядовым, и закончил прапорщиком.

Иван Тимофеевич достойно защищал нашу Родину, за что был награждён Орденом отечественной войны 2-ой степени, и Юбилейными медалями за победу над Китаем и Германией. Служба Ивана Тимофеевича проходила в разных войсках. Он служил в 183 стрелковом полку - миномётной батареи (миномётчик). Служба его заключалась в управлении машиной БМ13 (машина с рельсами со снарядами в 100 кг). Продолжил службу Иван Тимофеевич в зенитной артиллерии и далее в ракетных войсках.

Самое главное событие, которое произошло с Иваном Тимофеевичем на войне - это то, что он остался жив. Но, как и для всех нас, эта война не прошла бесследно. Для ветерана она унесла жизнь брата, раскидала друзей, и родственников. На вопрос школьников "Ваше отношение к войне?" Иван Тимофеевич ответил: "Войны не должно быть!"

Родился 20 мая 1924 года в г.Смоленске.

Когда началась война, в армию Анатолия Михайловича не взяли. Немцы заняли половину Смоленска, поэтому он с матерью, бабушкой и двенадцатилетней сестрой сели на поезд в Ельне. Поезд разбомбили, и они пешком дошли до Тулы.

Работал бондарем. В 1943 году пошёл в армию добровольцем. Воевать взяли в г. Горьком на "Катюшу".

Обвинили в том, что был соучастником немцев. Был назначен в школу младших командиров. Добровольно ушёл на Орловско-Курскую дугу. Из ста семидесяти человек отправили только трёх. Участвовал в операции Багратион, в военных действиях в Польше, Берлине, Белоруссии.

Победа застала его на Эльбе. Объездил всю Россию и в 1972 году приехал в Красноярск. Здесь Анатолий Михайлович женился. Работал шофёром, электриком, художником.

Был награждён орденом Красной звезды, двумя орденами Отечественной войны, медалями Берлин, Кенигсберг, за победу над Германией.