Легенды

Дедушка Енисей

сибирская легенда

"Дедушка Енисей" - называли его туземцы и уделяли ему много места в своих красивых сказаниях:

- Давно когда-то люди жили в верховьях Енисея, хорошо жили, и славилась страна их богатством и миром. Но вот с далекого юга пришло племя невиданных, страшных богатырей-людоедов и напало на мирный народ. Тогда люди построили лодки и вручили судьбу свою Енисею. Быстро понес их великий дедушка, а богатыри-людоеды бросились догонять, но они боялись воды и не умели плавать и потому ничего не могли сделать. Рассердились богатыри и стали бросать горы на пути Енисея: где набросают гор, там теснины и пороги, но могучий дедушка разбивал все препоны и благополучно уносил людей. Долго бежали богатыри-людоеды, добежали до самого Туруханского края и здесь, собрав все силы, устроили самую крепкую преграду. Подошел Енисей к горам, попытался пробиться и не смог. Стал накапливать воды: большое озеро получилось, но горы и его удержали. Морем разлился Енисей - горы стоят. Высоко поднявшиеся воды стали стекать в долину чужой реки Оби.

Заплакали люди. Тогда великий богатырь и шаман Альба взял свой топор и рассек скалы. Енисей кинулся в эту щель и прорвался в Туруханский край: Здесь и поселились люди и до сих пор боятся уходить далеко от Енисея:

Вечный скиталец

сибирская легенда

...Давно, вишь, дело-то было, очень давно, - и жил тогда на свете человек именем Баджей. Жил он в горах, между двух рек: одна по широкой долине струилась, а другая глухой трущобой дорогу себе проложила. Богат был дом старого Баджея, много у него всякого добра: серебра и золота, и мехов, и камней самоцветных, много слуг добрых, а скотины и счету нет! <[>Только завидно стало Баджею, что у бедного соседа Джиркина олени очень уж добрые родятся, рога - как старый кедр, густые; ноги словно из стали кованы, и бежать пойдут - и-и! ветер отстает.

Пришел однажды Баджей к соседу и говорит:

- Будь здоров, брат Джиркин, дому твоему мир!
- Садись, Баджей, - гость будешь. Чем ласкать прикажешь?
- Прими привет, - ничего не хочу, говорить пришел!
- Скажи, брат мой.
- Продай оленей!

И темная тучка легла на лбу Джиркина, и он сказал:

- Прощай, Баджей!
- Не обессудь, Джиркин! - сказал Баджей и ушел.

Было лето, была осень, и зима белым саваном горы покрыла, когда надел Баджей лыжи и снова пришел ко двору соседа.

- Тепло в избу, добрый сосед! - сказал он.
- Спасибо. Заходи.
- Зайду, коль об оленях говорить будем.
- Нет, Баджей! Дай умереть, тогда приходи.

И разгневался старый Баджей и сказал:
- Покаешься еще, несчастный нищий, да поздно будет!

Так от матери-зависти родилась дочь-вражда, и стала вражда расти. И возненавидел Баджей Джиркина, и стали люди враги.

Была ночь, темная осенняя ночь. По горам гудит злой северный ветер и гонит черные мокрые тучи, а они не хотят лететь, цепляются за высокие утесы и плачут дробными слезами; шумит и стонет темная тайга, скрипят старые сосны, и не слышно было, как две тени подкрались из лесу к хижине Джиркина.

Была страшная буря той ночью. Великий гром бегал по горам и метал огненные стрелы на землю, и не знали люди, за что наказан Джиркин, когда увидали его хижину, объятую пламенем.

Плакали черные тучи той ночью, плакали старые березы - заплакал тогда и Джиркин.

И снова пришел Баджей к соседу и сказал:
- Вот ты теперь беден, Джиркин, - продай мне твоих оленей и ты будешь богат!
- Владей своим богатством, а я буду пасти моих оленей! - ответил Джиркин и ушел.

Долго бродил он. Старые сосны укрывали его в непогоду, холодные скалы защищали от злых ветров, но никто не мог укрыть и защитить его маленького сына, и одна только темная ночь знала, почему Джиркин стал бездетным, да хищные вороны три дня и три ночи каркали в трущобе, веселясь за сытным обедом.

И проклял то место Джиркин и, проливая слезы, пошел еще дальше. Пошел он туда, где горы громоздятся к небу вечноснежными вершинами, где родятся тучи и реки; пошел Джиркин и забыл, что олени оставляют след, а старая старуха-горе, бродя по свету, увидала те следы, пошла по ним, настигла Джиркина и не стало у него оленей.

И был теперь Джиркин нищий и сирота, но слезы не потекли из его глаз. Лютая злоба разожгла его сердце, и оно поглотило слезы; только глубокие морщины еще резче залегли на его высоком лбу, да в глазах заиграли зарницы от той грозы, что бушевала в его сердце.

И не приходил теперь Баджей к своему соседу.

Шли годы. Вершины снежных гор все также курились тучами, все те же речки шумели по долинам, те же скалы стояли по краям темных ущелий, но там, где были молодые рощи, теперь стояли тенистые леса, там, где дымился очаг Джиркина, теперь шумели молодые березки, и там, где лежал когда-то отец богатого Баджея, теперь возлег он сам, и смерть стояла у порога.

И сказал Баджей:

- Хочу умереть и не могу! Пусть придет Джиркин и скажет доброе слово - тогда умру!

И пришел Джиркин.

- Прости меня, - шепчет Баджей, - прости, брат мой!

Молчит Джиркин.

- Разве огонь любви потух в сердце твоем?
- Давно!
- И ты не можешь прощать?
- Я проклял мать свою и отца.
- Но посмотри - может быть, в сердце твоем еще осталось хоть немного жалости, и тогда прости меня, дай мне увидать жилище отцов.
- Что тебе в моем прощении?

И задрожал всем телом Баджей и тихо прошептал:

- Прости меня, брат мой, - это я сжег твою хижину!
- Ты?
- Да! - хрипел Баджей. - И это я же: это я убил сына твоего!
- Это ты убил его? - закричал Джиркин, и в глазах его блеснули огни ярости, а правая рука потянулась и кинжалу.
- Нет! Не убивай меня! - стонал Баджей, - видишь, смерть стоит у моего изголовья! Прости сына родины твоей, брат мой! Душа моя полна смолы кипящей: Добрые духи давно оставили меня, а злые внушили мне зависть и толкнули меня на путь преступлений! Ты видишь, душа моя вся покрылась язвами и сочит зловонным гноем, - не погружай в нее своего светлого кинжала, и пусть он останется чистым!

И стоял Джиркин перед ложем страшной смерти, на котором, как таежная осина, трепетало греховное тело Баджея, - и долго длилось молчание.

- Ты еще не убил меня? - сказал Баджей. - Значит, в сердце твоем еще живет жалость. Прости же меня еще раз: это я: да! это я украл твоих оленей!

И страшные черные тени, как тучи, покрыли лицо Джиркина, засверкали в глазах его молнии ярости и простер он руки над смертным одром Баджея и сказал:

- От века и до века не будет тебе моего прощения, трижды проклятый, за то, что ты трижды убил брата своего! Будешь ты умирать и не умрешь! И пусть черные вороны вечно прилетают к тебе и терзают твое гнойное тело, и не будет у тебя близких, чтобы пролить масло на язвы твои! Люди будут убегать от смрада тела твоего, и станешь ты стонать, и не услышат тебя! Пусть будет все это!

И вдруг нависли над домом Баджея грозные тучи; грянул и раскатился эхом в горах страшный гром; брызнули на землю тысячи молний: и стихло. Замолк в ущелье ветер, не шумели могучие леса, притаила дыхание вся природа, - и вот среди темных туч воссиял яркий свет, и тучи оделись в багряницу, и снежные вершины гор стали кровавыми, и зазвучал из туч громкий голос и сказал он:

- Пусть будет по слову сказавшего проклятье, но и тебе, Джиркин, от века и до века не будет моего прощения за то, что ты проклял просившего милости твоей! И захочешь ты умереть и не умрешь, но будешь вечно скитаться по горам и лесам, не зная сна и отдыха! И будут черные думы прилетать к тебе и неустанно терзать твое жестокое сердце, и не будет у тебя близких, чтобы утешить тебя. Убегут люди от страха, увидев лицо твое, и будешь ты стонать, и не пожалеют тебя! Да будет все это!

И снова ударил страшный гром, и весь мир озарился светом молний.

Давно это было, так давно, что люди забыли то место, где лежит, вечно умирая, старый Баджей. Говорят только, что где-то далеко на полдне есть высокая гора, и на той горе стоит ложе Баджея. Люди, звери и птицы оставили страну ту; от смрада высохли деревья и трава, и на много-много верст кругом той горы раскинулась безжизненная пустыня. Только черные вороны прилетают туда и долбят гнойное тело Баджея, и правят старому вечную тризну, да буйный ветер, носясь над миром, бывает там и, возвращаясь, приносит страшные болезни, от которых умирает множество людей.

А бедный Джиркин доныне бродит по дебрям Сибири. Весь в черном, с бледно-зеленым лицом, он неустанно идет по тайге; всходит на горы, опускается в темные долины, взбирается на высокие утесы, а черные думы рвут его сердце, и он стонет от боли. И нет у него крова, нет утешения, нет ему смерти!

Только узнали люди, что если услышишь в тайге его стон, то нужно сказать:

- Ступай, спи себе, бедный Джиркин, мирно спи! - и тогда он на всю будущую ночь уходит в глубокую пещеру и сидит там не двигаясь, и хорошо ему.

Когда же над миром сбирается буря, когда в страхе замрут звери и птицы и перестает шуметь великая тайга; когда перед первым ударом грома притаит дыхание все живущее и настает великое затишье, - тогда с высоких гор раздаются тяжелые вздохи, и слышат их люди, и знают, что это Джиркин, чуя бурю, вспоминает страшный день проклятья, и черные думы терзают и рвут его сердце, и больно ему!

Умыкание невесты

хакасская легенда

Как вспоминают старики, народ стыдливым раньше был, и девушки с парнями открыто не ходили, даже на празднике сидеть им рядом было как бы неприлично. Но что не сделает любовь?!

Когда-то посреди степи, что называлась Сарыг-чазы, жила красавица одна. Та девушка, как водится, влюбилась и юноше доверилась во всем. Ее возлюбленного звали Песерей. По молодости лет, по страсти случилось между ними то, что до сих пор случается с влюбленными нередко. И девушка, сгорая со стыда, уговорила Песерея украсть ее и увезти к себе домой - то, что случилось между ними, лишь свадьбой можно было бы прикрыть.

Вот в юрте Песерея собралась родня - готовятся к свадьбе и косы расплетают красавице, чтоб в женскую прическу - в две косы - переплести девические шестьдесят косичек.

А в это время в юрту Песерея ворвалась неумолимая погоня - родня красавицы набросилась на тех, кто там собрался, и стала избивать плетьми всех, начиная с жениха.

Когда досталось крепко Песерею, тот закричал: "Довольно! Не бейте родичей моих! Берите девушку обратно, уж если так хотите! Я, может, на другой теперь женюсь:"

Все нападавшие оторопели от немужского поведенья, а девушка с косой недоплетенной стала петь:

"Я новую шубейку, Песерей, чтобы с тобою встретиться, надела. Два парня стали мне припевки петь, а я на них тогда не посмотрела".

Но Песерей не отозвался, хоть полагалось на песню песней отвечать. Тогда она решилась на откровенность:

"Хвост моего солового коня не ты ли закрутил, о Песерей? Подол шубейки праздничной моей не ты ли расстелил, о Песерей? Хвост моего гнедого скакуна не ты ли завязал, о Песерей? Подол шубейки праздничной моей не ты ли разостлал, о Песерей?"

Но отмолчался Песерей, взгляд в землю опустив. Тогда красавица открыла людям правду:

"Ты не стеснялся на воротнике застежку расстегнуть, о Песерей? Когда нас догнала моя родня, чего ж ты застеснялся, Песерей? Ты, не боясь, под мышкой у меня застежку расстегнул, о Песерей! Когда ж настигла нас моя родня, чего ж ты испугался, Песерей?"

Услышав песни девушки, погоня поняла, в чем дело. И, оставив Песерею его жену, умчалась в свой аал.

Как вспоминают старики, народ в былые времена не только был стыдливым, но и гордым. Пусть имя девушки молва не сохранила - спасибо, что хоть песни донесла до нас.