Великая сибирская река покоряла многих живописцев страны беспокойной ширью своих просторов, величавой красотой берегов, бурным ритмом могучего течения. Об этом хорошо писал А. П. Чехов: "Не в обиду будь сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная красавица, зато Енисей могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и молодость. На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовется песнью; яркие золотые надежды сменились у него немочью, которую принято называть русским пессимизмом, на Енисее же жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась. Так по крайней мере думал я, стоя на берегу широкого Енисея и с жадностью глядя на его воду, которая с страшной силой и быстротой мчится в суровый Ледовитый океан. В берегах Енисею тесно. Невысокие валы обгоняют друг друга, теснятся и описывают спиральные круги, и кажется странным, что этот силач не смыл еще берегов и не пробуравил дна. На этом берегу Красноярск, самый лучший и красивый из всех сибирских городов, а на том - горы... Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега! Много у меня было разных мыслей, и все они путались и теснились, как вода в Енисее, и мне было хорошо.
Енисей писали многие красноярские художники. Среди них первым был В. И. Суриков. В его этюдах Енисей запечатлен еще необжитым, суровым, могучим, каким и видел его Чехов. Много рисовал и писал Енисей ученик Сурикова - видный сибирский художник - живописец и график Д. И. Каратанов. Продолжал разрабатывать тему о Енисее А. П. Лекаренко. К образу родной реки в той или иной мере обращаются все красноярские художники пейзажисты. Но не только сибиряки влюблены в великую реку, давно ставшую одним из символов России. На Енисее бывали такие выдаюшиеся московские живописцы, как А. М. Грицай, П. П. Кончаловский, Я. Д. Ромас, В. Ф. Стожаров и другие.
Многообразна тематика, которая связана у Ряннеля с Енисеем. Художник хорошо изучил своеобразный нрав реки, ее изменчивые краски в различных местах течения и в зависимости от погодных условий. Он не однажды совершал "походы" по реке то на плотах, то на самоходных баржах и теплоходах от ее истоков до низовья. И, как оказалось, изображать Енисей трудно. Он не сразу покорился Ряннелю. Вот что рассказывает художник: "Как ни странно, все началось с заказа. Мне предложили написать два пейзажа о Енисее. Недолго думая, я принял заказ. Я вырос на Енисее, постоянно из года в год путешествую по его голубым просторам и накопил значительное число этюдов. Казалось, что собранного материала вполне достаточно. Но когда я вплотную взялся за работу, мой оптимизм быстро прошел. Поиски выразительного решения заставили меня убедиться в том, что я знаю о Енисее все же мало. Не был найден художественный образ великой сибирской реки."
Художник продолжает поиски. Он замечает, что Енисей - многоликая река. Прозрачный, с белыми бурунами в Тодже; темно-зеленый, с отражением белых облаков - в горах Саян; неукротимый и стальной у причалов Красноярска и Игарки; спокойный, до сорока километров в ширину - в районе Нассоновских островов... В одной картине невозможно рассказать о тех чувствах и волнениях, которые дарит Енисей человеку, побывавшему на его берегах. "Енисей как тема для художника, - говорит Ряннель, - представляется очень грандиозной, и я никак не могу осмыслить пластический символ для выражения в одном прямоугольнике полотна."
В разное время на краевых, республиканских и Всесоюзных художественных выставках экспонировались: "Енисей у Курейки" (1949), "Енисей. Казачинский порог" (1953), "Енисей. Большой порог" (1955), "Енисей. Порог Дар Ужар" (1956), "Енисей. Белая ночь", "Енисей. Восход луны", "Рождение Енисея" (все - 1957 г.), "Енисей. Ледоход" (1963), "Енисей у полярного круга" (1966) и другие работы. Красота и мощь Енисея, восхищающие нас в этих пейзажах, говорят о том, что "ключ" к раскрытию волновавшей художника темы был им найден.
О том, как родилась мысль написать картину "Рождение Енисея" Ряннель рассказывает: "Я очень люблю стихи, они помогают мне во всех случаях жизни. В сборнике стихотворений С. Щипачева я нашел такие строки о Енисее:
В победоносных скалах Одугена.
Первой струйке капля дорога.
Та земля вовек благословенна.
Где такая родилась река.
И мне страстно захотелось увидеть, как рождается Енисей." Когда горы освободились от снега и прошел ледоход по Енисею, Ряннель с группой хакасских и тувинских художников отправился в поход до Верхне-Енисейского водопада. Путь был многодневным и трудным. К концу похода вышли съестные запасы. Сильно утомленные подошли художники к водопаду. "Встреча с водопадом словно подменила нас, - говорит Ряннель, - Картина, открывшаяся нашим глазам, незабываема, усталости как не бывало. Быстро менявшийся праздник красок, гул водопада, повторенный скалами и лесистыми горами - все это настраивало на торжественный лад и привело нас в такое состояние, при котором работается легко и свободно. Все было настолько неожиданно, что захватывало дух. О красоте более действенной мы и не мечтали. Мы увидели рождение Енисея! Только в этот момент я понял, что моя готовая, заранее, до похода, созревшая схема будущей картины не нужна. Действительность подсказала решение, которого не найти при самой богатой фантазии."
Стоит подчеркнуть, что это был героический поход группы художников. Триста километров прошли они пешком "по тропе подвига" в дремучей Тоджинской тайге, семьсот проплыли на плоту и лодке через стремнины и пороги Верхнего Енисея в местах, где кругом на многие километры нет человеческого жилья. Таков путь создания картины "Рождение Енисея", в которой в наиболее полной мере воплотились поиски художника в решении образа могучей сибирской реки.
Пейзаж оставляет волнующее впечатление. Это поэма о Енисее. Бурно низвергаясь со скалистой крутизны, вскипая пеной, разбиваясь в брызги, сверкаюшие в свете утренней зари, он устремляется вниз по течению. Тема пробуждения природы в утренний час оказалась созвучной теме рождения Енисея.
Тревожными темными силуэтами высятся на скалистом берегу кедры. Мощные скалы пытаются преградить путь стремительному потоку, который, в свою очередь, как бы раздвигая скалы, с боем пробивает себе дорогу к "брату океану". ("Брат океана", - так почтительно величают Енисей в народе). Картина являет собой зрелище, рождающее ощущение вечной динамики природы.
Захватившему Ряннеля зрелищу были посвящены и поэтические строки:
В таежной дали непролазной,
Где сказкой кажется заря.
В кругу богов мы правим праздник
Рождения богатыря!
Салют! И троекратный выстрел
Встречает громом водопад.
Гудит, гудит на горной выси
Лавинным грохотом раскат.
Вот так, торжественно и просто,
Бросая брызги в облака,
Здесь набирается упорства
В борьбе рожденная река.
В каком порыве постоянном,
С какою собранностью всей
Штурмует гордые Саяны
Неукротимый Енисей!
И мы развертываем крылья,
Взлетаем круто над рекой,
И в россыпи алмазной пыли,
Хватаем радугу рукой!
Я обретаю дерзость птицы
И мускулы богатыря,
Я накален твоим величьем,
Готов для взрыва, как заряд!
Еще не раз преграды встанут,
Как зависть камни затая,
Но ты пробьешься к океану,
Река моя - судба моя!
Пускай меня бурун завертит
И крылья выьросит на слом,
Но в этот миг я был бессмертен
В звенящем имени твоем!
Картине "Рождение Енисея" предшествовал ряд полотен, посвященных реке. Среди них следует отметить "Енисей. Казачинский порог". Стремительный поток, высокие стальные гребни бурлящих волн, общий свинцово-серебристый колорит холста создают впечатляющую картину о могучем исполине. Кто бывал в тех местах, знает, что даже сегодня порог преодолевают лишь самые мощные теплоходы. Друтим помогает специальный буксир-туер.
Низовья Енисея показаны в картине "Енисей. Белая ночь". Неохватная ширь полноводного Енисея уходит к далекому горизонту, где в сумраке белой ночи сливаются и река, и берега, и небо. Легкая гамма красок и рассеянный свет передают ощущение торжественной красоты, несмотря на бедный, на первый взгляд, ландшафт.
Одно из красивейших зрелищ - весеннее пробуждение реки мы видим в картине "Енисей. Ледоход". Полный свежих весенних сил вскрылся он, и пошли по нему торжественно льдины, отражаясь в прозрачной зеленоватой воде. Живопись полотна построена на холодных светлоголубых, зеленовато-серых и легких фиолетовых тонах. Свободные, тонкой кладки мазки, подчеркивая силу течения на открытом плесе и корпусные на льдинах точно передают краски сибирской весны поры ледоходов.
Подлинная красота пронизывает все творчество Ряннеля, и очень разная у него эта красота - суровая, нежная, мужественная. Все представляется доступным для восприятия даже самому неискушенному зрителю. Содержание просто. Краски не кричат. Колорит спокоен, полотна наполнены ровным светом. И в то же время его картины внутренне сложны и наиболее значительные из них вызывают целый мир ассоциаций. Художник умело использует выразительные средства живописи, при помощи которых превращает явления действительности в произведения искусства, где художественная правда не утрачивает правды жизненной. Вглядываясь в его живопись, мы заметим и крепость рисунка, и мощность тона, и гармонию колорита, но главным образом невольно устремимся вглубь, в смысл изображенного мотива.
В особую группу следует выделить пейзажи Ряннеля "Тропа великанов" (1969), "Угрюм-река", "Сердце Саян", "Подкаменная Тунгуска" (все - 1978 г.), "Мунгун Тайга" (1980). Сюда же можно отнести рассмотренные выше "Горные кедры" и "Рождение Енисея". В этих эпических пейзажах видишь раздумья художника, его глубокую сосредоточенность. Он много думает над сюжетом, который по замыслу должен быть прост и значителен одновременно. Сочиненное полотно, по мысли художника, должно быть содержательным, даже философическим, сохраняя при этом жизненную трепетность.
В легендах и сказаниях сибирских народов нашли отражение известные темы борьбы добра со злом, неразделенной любви и преданности, о жизни вечно обновляющейся, о величии духа народного. В ряде произведений Ряннель сделал свое авторское изложение устных сказаний средствами живописи, трансформируя через свой разум и сердце вечные темы, стремясь вызвать у зрителя определенные эмоции, ассоциации, размышления.
В основе картины "Тропа великанов" - саянская легенда о заколдованных богатырях, отстоявших родную землю от вражеского нашествия. Возможно, художника прежде всего здесь пленили увиденные в натуре неожиданные ритмы поступи каменных великанов, контрасты света и теней и строгая красота саянской тайги. Поэт Михаил Горбунов, объясняя воздействие этого полотна, писал: "Камни ли это длинной чередой взбираются на горный перевал? Не великаны ли духа? Ветры времени обрушились на эту тропу, стихии веков оставили неизгладимые рубцы на скалах, но извечно движение сильных к солнцу, свету, в окутанную синей дымкой даль... Вся картина наполнена этим медленным, трудным, но непреклонным ритмом величавого движения...
Впрочем, нужны ли тут комментарии. Скажем лишь, что эпические картины Тойво Ряннеля - веское доказательство богатых возможностей пейзажа в выражении самых сложных мыслей и чувств нашего современника".
В картине "Угрюм-река" нагромождение планов - скальных берегов с осенним северным лесом и отражающая купол вечернего неба неугомонная холодная река - это жизнь природы как она есть, в движении, в точно выполненных деталях, но картина не просто созерцательна. Тревожный свет, как эхо набата, переходит от вершин плоскогорий на облака, громоздящиеся над горбатым горизонтом.
Понимание хрупкости нашего мира, тревога за него здесь выражены ненавязчиво, без привлечения сильных контрастов и надрывных ритмов, с чувством меры, художественным тактом. "Я всегда стремился к гармонии цвета, и направлял ее как мог, на раскрытие темы картины," - говорит художник.
По мнению художника, сочиненное полотно должно быть сложным и мудрым как афоризм, сохраняя при этом жизненно необходимые элементы в композиции холста.
Показательна в этом плане и картина "Мунгун-Тайга (Прощание с горой)". В облачных тенях светится труднодоступная вершина. На переднем плане - спешившийся всадник с шапкой и камнем в руках. Он совершает какое-то таинство. Легенда гласит: каждый путник на перевале клал сюда свой камень - дань горе, как признак преклонения перед могучими силами природы. Таков обычай в этих местах. Возможно, настал день и в жизни старого пастуха-тувинца, когда сердце требует подняться на перевал прошедшей молодости, посмотреть на пройденный путь и, поклонившись недостижной вершине Мунгун-Тайги, горе серебристого медведя, всегда зовущей сказочной голубизной просторов, оставить свой камень.
Так почти в каждой своей работе Ряннель добивается значительности содержания. И дело не только в умении вписать нужную деталь в цветовую среду полотна, а в глубине восприятия жизни, трепетном отношении к предметному миру, его красоте.
В работе над картинами, которые составляют основной стержень эстетической программы Ряннеля, художник избрал сюжеты, которые далеким светом отражают порыв души человека, стремление к его высокой цели - к совершенству.
Художественная правда - это отражение правды жизни, в которой волей автора выявлена ее сущность: выстоять, выжить, противостоять окружающей силе стихии - все это свойственно и Человеку, и Природе. Природа в его картинах одухотворена - живет с нами и волнует нас - это выстоявшие все бури горные кедры, вырвавшийся из каменной теснины поток Енисея, это горное озеро "Сердце Саян" - куда стекают ледники и туманы, превращаясь в реки, это и таинство горных ущелий, где идет медленный круговорот превращений, обновления жизни. "Я настраивал сюжеты своих картин, - говорит художник, - на непреходящие вечные темы, выстоявшие в памяти и сердце народа в виде легенды сказаний. Я пытался выявить в нашей насыщенной заботами деятельности главное, вневременное, что могло бы стать вровень с памятниками народной мудрости. Значительность задачи оправдывает мои потери и радости, если они окажутся издержками в сложном деле развития искусства."
Тема сибирского пейзажа волновала многих художников. Но ближе всего к ее решению подошли красноярские живописцы. Она нашла отражение в работак Д. И. Каратанова, А. П. Лекаренко. Ныне их традиции продолжают В. Я. Ряузов, Т. В. Ряннель. Каждый из них шел своим путем и "открывал" Сибирь по-своему, соответственно своей индивидуальности, но всегда на первом плане были поиски не внешней холодной и равнодушной академической красивости, а внутренней сути, - искали пути передать то самое существенное, что по своей глубине и значению, как говорил старейшина сибирских художников Каратанов, "больше чем красота."