В Красноярск Ряннель приехал весной 1946 года. Период этот - самый решающий в жизненной судьбе Ряннеля. Началась новая страница в биографии молодого художника.
В эти первые послевоенные годы Красноярская творческая организация как бы заново формировалась. Часть художников выбывала. Уезжали в родные места эвакуированные с западных районов страны. Появлялись возвращавшиеся с фронта. Ядро организации составляли старейшие: Д. И. Каратанов, А. П. Лекаренко, Г. Д. Лавров, К. И. Матвеева, К. Ф. Вальдман. Возглавлял Красноярское отделение Союза художников молодой график Р. К. Руйга.
Ряннель тепло был принят коллективом и сразу включился в творческую и общественную работу. Он близко сошелся с ведущими мастерами - Каратановым и Лекаренко. В постоянном контакте с опытными художниками он внимательно присматривался к их профессиональным приемам и навыкам в работе над этюдом, эскизом, картиной.
Так, очень много полезного почерпнул Ряннель у Каратанова. Их сближению способствовало и то, что они были соседями по квартире. Беседы на житейские и творческие темы в обстановке свободной, непринужденной имели важное значение для молодого художника. Со своей стороны и Ряннель сделал Дмитрию Иннокентьевичу, живущему долгое время в одиночестве, много добрых услуг. Каратанов с его богатым знанием Сибири, разносторонним талантом и личным обаянием всегда был центром творческого содружества молодых художников.
Близкое знакомство с Каратановым, приверженцем правды в искусстве, хранителем и продолжателем реалистических традиций своего знаменитого земляка и учителя В. И. Сурикова, не могло не повлиять на Ряннеля.
Данью уважения молодого художника к Каратанову и его творчеству была написанная им краткая монография о творчестве Дмитрия Иннокентьевича (Красноярск, 1948). Это было первое исследование о большом сибирском художнике.
В последующие годы Ряннель не один раз вспомнит о Каратанове и назовет его своим учителем: "Добрая половина нашего большого коллектива красноярских художников училась у Каратанова: кто в рисовальных классах, кто в мастерских товарищества "Художник". Дмитрий Иннокентьевич был настоящим педагогом, Он учил нас как-то незаметно, без нажима, он никогда не обижал нас своим превосходством. Он был на полвека старше и опытнее нас, но странно - мы не чувствовали этой разницы. Мы запросто заходили к нему на чай. Каратанов был на высоком уровне дружен с нашей природой; он слышал и видел ее аналитически тонко. Не нарушая первозданной гармонии, изучая ее ритмы и движения, он создавал очень "каратановскую" сибирскую природу на своих полотнах. Он искал общения в образах и потому его пейзажи были дороги всем. Он учил всех, и художников в том числе, чувству прекрасного."
Ученик В. И. Сурикова, И. Е. Репина, А. И. Куинджи, Каратанов вошел в сибирское искусство как крупный художник-реалист. Его дарование широко проявилось в различных жанрах - пейзаже, портрете, жанровой и декоративной живописи и графическом искусстве. Произведениям его присущи большая правда и человечность образов, яркое своеобразие творческого почерка.
Не только красноярские, но и многие художники других сибирских городов прошли его школу, испытали прямое или косвенное влияние.
Уроки Дмитрия Иннокентьевича не привели Ряннеля к подражанию "каратановской" манере. Путь Ряннеля - свой, не заимствованный, не придуманный, а естественно порожденный личным дарованием, темпераментом и мировосприятием. "Сама природа предлагает композиционные решения, учит меня молча, терпеливо: чувствуй, запоминай, выбирай самые выразительные сочетания красок, способные взволновать твоих зрителей, позвать в безграничный мир красоты, будить в них чувства добрые, гордость за свою землю, за свой дом.
Эти высказывания художника объясняют очень важную особенность его творческого кредо.
Ряннель твердо шел дорогой реализма, смело вторгаясь в жизнь, черпая из нее краски и образы.
Вот что он говорит о новаторстве и традициях: "Отказ от традиций и их развития, - это удел бесталанных, неспособных быть на гребне поступательного развития. Это трудно. У кого-то не хватило характера, кому-то в "новаторстве" виделась легкая слава... Меня обвиняют иногда в приверженности к "передвижничеству". Да, я за демократическое искусство, я пытаюсь в силу своих небольших возможностей развивать эти традиции, не теряя связь времен."
Думается, здесь сказалась школа Каратанова, и творческие заветы и наследие Сурикова, которые красноярцы бережно хранят и в меру сил своих развивают на родной земле.
Шло время, постепенно Ряннель приобщался к таинству творчества, постижению художественного образа. У него, всегда собранного, всегда внутренне уравновешенного, в его творческой эволюции не заметно скачков, увлечений различными модными течениями.
Свои первые работы "Август в тайге", "Река Сухой Пит", "В долине Вангаша", "Охотничья избушка", "Усть-Питское" (все 1946 г,) Ряннель показал на краевой художественной выставке, посвященной тридцатилетию со дня смерти. В, И. Сурикова. Это были виды мест, где художник побывал с геологической партией. В небольших, написанных маслом пейзажах звучало очарование "тихих" встреч художника-лирика с природой. В них чувствуется любовь к цвету и стремление передать через природу свои переживания.
В этих работах принцип композиционного построения холста, колористическое решение целиком базируется на наблюдениях окружающего мира.
Все изображается в том именно состоянии, какое наблюдал художник. В дальнейшем с ростом мастерства Ряннель научился обогащать образы природы и поэтическим ассоциативным смыслом.
Совершенствование шло различными путями. Были занятия на творческих дачах, поездки за рубеж.
В первые послевоенные годы в Москве при "Всекохудожнике" была организована Центральная студия повышения профессионального мастерства художников. Для руководства студией были приглашены А. М. Герасимов, Б. В, Иогансон, лекции по истории искусств читал И. Э. Грабарь. В 1947 году Красноярской организацией Союза художников в эту студию был направлен и Тойво Ряннель. Учеба в студии дала ему много. Его работы, выполненные во время учебы, получили высокую оценку.
В 1947 году в Новосибирске открылась межобластная художественная выставка, посвященная тридцатилетию Великой Октябрьской Социалистической революции. В ней приняли участие творческие коллективы Западной и Восточной Сибири. Активно выступили художники Красноярска. Т. В. Ряннель показал пейзажи "Утро в заповеднике", "Копьева грива", "Охотничья избушка" (все 1937 г.). Они проникнуты лирическим настроением, нежное чувство к природе передано свежими красками. Особенно выделялся на выставке пейзаж Ряннеля "Охотничья избушка". Прижавшись одной стеной к лесу, стоит она маленькая, темная, но согретая сердцем художника.
Важным и памятным для Ряннеля был 1948 год. Его активное и успешное выступление на межобластной выставке и на очередной краевой, посвященной столетию со дня рождения Сурикова, было оценено зрителями и критикой. Он был принят в Союз художников СССР. Стал полноправным членом профессиональной творческой организации.
Чтобы глубже понять творчество Ряннеля, следует отметить, что две грани таланта художника - живопись и слово - оказываются в близком родстве и очень схожи по своим характеристикам.
Лирическое восприятие окружающего подготовлено давним пристрастием Ряннеля к поэзии.
Он пишет стихи, правда, неохотно публикует их; изредка, по настоятельным просьбам друзей-писателей попадают они в местную печать.
"Живопись и поэзия живут во мне рядом, - говорит Ряннель, - у них много общего, но есть и непримиримая специфика материала. Живопись не требует перевода, Я мог, мысля по-фински, написать те же сибирские свои картины. Средства поэзии - это язык национальный. От финского языка я оказался оторванным. Русскому языку учился по книгам, и получилось, что мой поэтический язык оказался вторичным, я не постиг той глубины, которая естественна для поэтов русских, то есть я оказался без той глубинно-языковой платформы, без которой настоящей поэзии не может быть. Поэтому не стремлюсь к публикации своих стихов. Поэзия всегда остается со мной.
Выход своему литературному дару Ряннель дал, обратившись к прозе, публицистике. В периодической печати - журналах, газетах систематически появляются его очерки. В них автор затрагивает различные житейские и творческие проблемы, рассказывает о беседах и встречах с интересными людьми - первооткрывателями, строителями, оленеводами и рыбаками Севера.
Интересные наблюдения мы находим в очерке "Эвенкийские встречи", напечатанном в журнале "Москва" (1984, М'- 3). Здесь можно найти и описание характерных особенностей суровой природы, с растущими на скалах и каменных россыпях сибирскими лиственницами и елями, чудом выстоявших на скудной почве, на вечной мерзлоте под напором порывистых ветров. И восхищение красотой предвечернего часа, настраивающего на созерцание, когда слышишь только тишину да редкое щелканье глухарей.
Но не одна природа интересует художника. Он внимателен к людям Севера. Вот слушает он о житье-бытье старого эвенка. В его словах грустное сетование, что не идут молодые в пастухи, стесняются "непрестижной" профессии, уезжают в города...
В Эвенкии у Ряннеля зародилась мысль написать картину о Тунгусском метеорите. "Хотел, - говорит художник, - извлечь из эха этого загадочного взрыва, прогремевшего 30 июня 1908 года над эвенкийской тайгой, нечто романтическое. Но картины не получилось, я не сумел перевоплотиться в фантаста. Остались натурные этюды и добрые воспоминания о людях, которые в тот год работали в эпицентре тунгусской катастрофы. Это были в основном москвичи, молодые ученые и студенты. Начальником экспедиции был Владимир Кошелев - молодой разносторонне образованный специалист. Выл там и Георгий Гречко, будущий прославленный космонавт."
По материалам эвенкийских поездок, а их было несколько, Ряннель написал ряд пейзажных картин и портретов.
Были очерки о поездке в Ливан, Египет, на Кипр, Алжир, Художник отмечал красоту и своеобразие природы этих стран. А закончил повествование словами: "Но любовью и привязанностью всегда и навсегда оставалась Сибирь от Мунгун-Тайги на юге до островов Северной Земли."
В своем творчестве Ряннель лишь изредка обращается к портрету и бытовой живописи. Главное место занимает пейзаж. Он верит в возможность этого жанра пробуждать в людях высокие патриотические и эстетические чувства. Родная природа для него - богатейший источних глубоких переживаний и неожиданных открытий. Даже в годы, когда некоторые критики утверждали, что пейзаж есть отступление от современности, отказ от общественной роли искусства ради ухода в личные переживания художника... Но время шло, и подобного рода теории отвергала сама жизнь. Значение пейзажной живописи особенно утвердилось в годы Великой Отечественной войны, когда солдаты шли сражаться за дом, Родину, милые их сердцу дубравы, поля и реки, в них они видели символы Родины.
Так, с первых шагов творческой деятельности Ряннель показал себя художником зорким, наблюдательным, идейно целеустремленным. Это делает его пейзажи человечными, современными. Пишет Ряннель быстро, умеет добиться точности при передаче фактуры, гармонического сочетания тонов, материальной сущности предметов. С точки зрения технического исполнения многие вещи написаны легко, артистично. Но это на сторонний взгляд. Для художника же довести вещь до завершенности и удержать при этом настроение мотива, чистоту и свежесть красок сложно и удается не всегда.
Творческие успехи, которых достиг Ряннель в первые годы, не снизили энергии поисков, не "усыпили" его. Он ставил перед собой все более сложные задачи. У него появилось естественное желание шире познакомиться с краем, соседними областями, их природой, ошутить биение пульса жизни. Он едет в Игарку, в низовья Енисея, в Саяны, в Туву, а позднее в Хакасию, Кузнецкий Ала-Тау. Многие из этих путешествий были сложными, трудными, опасными. Походы совершались и в места, где редко бывал человек. Ряннель увлекал многих художников края в эти далекие смелые походы: к истокам Енисея, на его водопады и пороги, в глубину Саян, на саянские "Таскылы", хребты и перевалы.
Случалось, не все выдерживали тяготы похода. Бывали моменты, когда отдельные участники, предвидя опасность, высказывали желание уйти с полпути. Ряннель был в таких случаях тверд. Вот отрывок из путевого дневника плотового сплава по Подкаменной Тунгуске: "Наш плот - не каторга. Наш отряд - не плен. Каждый кто хочет, может уйти, но... После того как пройдем пороги и приедем в населенный пункт, где есть рация и представители власти. Готов освободить любого от общих работ, если непосильно и тягостно, только не стоните, не ворчите, не дуйтесь, не навязывайте свое безволие другим. Может случиться непредвиденное, и мы очень нужны будем друг другу."
Этот штрих из путевых записей Ряннеля характерен для него во многих отношениях, и, пожалуй, не нуждается в комментариях.