В истории российского освободительного движения первой половины XIX века дело участников кружка петрашевцев стало едва ли не самым громким после следственного процесса над декабристами. Организатором и душой кружка был Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский, личность незаурядная, выделявшаяся своей одаренностью даже на фоне таких выдающихся деятелей и членов кружка, как Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Н. Плещеев, Н.А. Спешнев. Вместе со своими сподвижниками Михаил Васильевич в 1849 году был приговорен к смертной казни, замененной вечной каторгой.
Пребывание в Сибири стало для петрашевцев суровым испытанием. Для Достоевского приговор и сибирская каторга отозвались глубоким душевным переломом, отказом от революционно-социалистических идей, нарастанием религиозных настроений. Другие соратники Петрашевского, пусть не так резко, как Достоевский, но осудили свое прошлое, приняли науку компромисса и сумели после окончания срока каторги устроить свою жизнь, вернуться в Россию. Многие из "петрашевцев", но не сам Михаил Петрашевский. Он был уверен в своей способности идти в этой борьбе до конца. В одном из его писем читаем: "Если я однажды вступил на борьбу со всяким насилием, со всякой несправедливостью, то теперь мне не сходить с этой дороги ради приобретения мелочных выгод и удобств жизни". Однако в готовности российских граждан защищать свои права и законность у него не было уверенности. "Все мы, русские, - с горечью признавался он, - существа какие-то пришибленные, в нас всех ощутителен недостаток самостоятельности, в смысле гражданском - мы просто трусы, хотя храбры в кулачной расправе и всякой резне: В столкновениях с властью мы настолько трусливы, что даже в дружеском кругу боимся нашу мысль высказать до конца. Нам все мерещится за спиной квартальный: Мы одурены религиозным благоговением во всякой власти. На всякую административную тлю, особенно в генеральском мундире, мы смотрим как на богов-громовержцев".
Смыслом дела своей жизни Михаил Васильевич считал не только борьбу с произволом власти путем публичной огласки через печать и суды, но и воспитание гражданского сознания в обществе. Еще в Иркутске, где он проживал после отбытия каторги, Петрашевский вместе с декабристом Д. Завалишиным начал кампанию против генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева, замешанного в деле убийства на дуэли чиновника Неклюдова. За это он и был выслан в 1860 году в Енисейскую губернию. Местом ссылки ему было назначено Шушенское.
В мае 1861 года ему разрешили прибыть в Красноярск для ведения судебного дела против иркутских властей, а вскоре, благодаря хлопотам его сестры, позволили остаться в Красноярске на постоянное жительство. Отсюда он бомбардирует центральные власти и сибирские газеты своими разоблачительными посланиями.
В 1863 году Петрашевский обратился в Енисейскую казенную палату с просьбой о причислении его к сословию красноярских мещан. Но губернатор обязал Городскую Думу взять с Петрашевского подписку, что он отказывается от своих сословных прав. За отказ бунтарь был заключен в острог на месяц. Но из острога ему удалось телеграфировать в Петербург о незаконных действиях властей. Это переполнило чашу терпения губернатора, и 21 марта 1864 года последовал указ о высылке Петрашевского из Красноярска.
Михаил Васильевич очень болезненно переживал свою высылку. По его собственному признанию, она подействовала на него тяжелее, чем смертный приговор в 1849 году и каторга. Дело было не только в том, что здесь он нашел для себя благодатную среду, людей, горячо сочувствовавших идеям общественного блага. Есть все основания предполагать, что у него были определенные планы в отношении Красноярска. В свое время он отказался от предложения о побеге. Объясняя мотивы отказа, он писал: "Я этим не воспользовался по многим причинам, которые объяснять все излишне, но не могу умолчать, что в числе их на весьма видном месте стояло сознание возможности сделать Красноярск во многих отношениях примерным городом".
Петрашевский, видимо, надеялся, что здесь ему удастся развить общественное мнение в нужном направлении, опереться на него в своей борьбе с властями. "Мне представлялось, - писал он, - что в Красноярске может быть помещено сердце, если не всей России, то Сибири в том смысле, как Герцен, говоря про царствие Николая I, находил голову России в Нерчинских заводах".
Высылка Петрашевского вызвала в красноярском обществе определенный отклик. Группа женщин - Ш.Э. Латкина, О.В. Сидорова, Е.В. Бострем - выразила протест губернским властям. И хотя это не спасло Петрашевского от высылки, но было важно для него как проявление гражданского чувства. Он писал, что "такие поступки, как взрывы электричества в воздухе, всегда освежают атмосферу, низводя благодатные действия в захиревших зачатках общественных сил, возбуждают их рост: Они будят ото сна человечество и такими актами удостоверяют, что его ждет прекрасное будущее, которое сделать нашим настоящим мешает только наше невежество, наша неумелость, лень нашей мысли, наша апатия".
Енисейский губернатор хлопотал, чтобы Петрашевскому назначили местом ссылки Туруханск, но высшее начальство оказалось гуманнее и его выслали снова в Минусинский округ, сначала в Шушенское, а затем в Кебеж. Однако и здесь Петрашевский не угомонился. Он пишет свои разоблачительные корреспонденции, лечит крестьян, становится ходатаем по их делам.
2 мая 1866 года Петрашевского переводят в с. Бельское Енисейского округа, глухую заброшенную деревню в 100 верстах от Енисейска, со всех сторон окруженную непроходимой тайгой. Поселили его в доме на краю села, в тесной комнатке с земляным полом. Но Петрашевского изменить было уже невозможно. Отсюда он снова шлет свои "дерзостные писания". 6 декабря 1866 года он вернулся из Енисейска, куда ездил для разбирательства своей судебной тяжбы, а на следующее утро его нашли мертвым в своем доме: кровоизлияние в мозг. На смерть его откликнулся герценовский "Колокол": "Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский скоропостижно скончался в селе Бельском Енисейской губернии 45 лет. Да сохранит потомство память человека, погибшего ради русской свободы жертвой правительственных гонений".