Облик города
За годы войны население Красноярска значительно увеличилось. Город был как бы живым эволюционирующим организмом: все его структуры — демографическая, пространственная, ментальная — быстро изменялись, шли непрерывные потоки мигрирующих групп: с Запада на Восток — победители, с Востока на Запад — побежденные — солдаты и офицеры Императорской армии. Его население то резко росло за счет эвакуированных на предприятия и возвратившихся фронтовиков, то резко уменьшалось по причине самовольных реэвакуаций. В первые послевоенные годы городская среда была пестрой: фронтовики, «новые горожане» — вчерашние крестьяне, пленные японцы, «спецконтингент», это финны, прибалты, калмыки, также нищенствующие и «дети войны» — учащиеся школ, фабрично-заводских училищ, беспризорники и безнадзорники — красноярская шпана... На рынках, привокзальных площадях обитали калеки — как подлинные, так и мнимые инвалиды войны. Городская среда была юной и преимущественно женской — многие мужчины не вернулись с фронта. Это было общество, вышедшее из войны.
Изменился и сам город как пространство повседневности. Выросло Правобережье, вытянувшееся на 20 с лишним километров в длину. Воздух был туманным, «рабоче-заводским» от многочисленных труб предприятий, выросших за годы войны… В городах Красноярского края в период Четвертой пятилетки бытовали землянки и полуземлянки.
Характерной чертой городского быта 1940-х — 1950 гг. являлось наличие в пределах территории Красноярска сельскохозяйственных посевов и скота, принадлежавших рабочим и служащим. Основу питания для большинства горожан составлял хлеб, картофель, овощи. С другой стороны, некоторым горожанам могло быть доступно продуктовое изобилие. В конце 1947 г. в новом магазине, открытом на углу ул. Перенсона и проспекта им. Сталина, в продуктовом отделе продавали свиной шпик, сыр, колбасу, копчености, три вида мяса, свежую и соленую рыбу, яйца, молоко, фрукты… Тогда в парикмахерских отсутствовал определенный прейскурант цен, и в одних и тех же заведениях с посетителей брали разную плату за одинаковый вид услуги (стрижка, бритье бороды) «в зависимости от того, какой попадется клиент». Жители Слободы Весны в 1946 году ходили в Сталинский район мыться в общественных банях. В кинотеатрах показывали «трофейные», преимущественно немецкие фильмы. Многие горожане, носили одежду, перешитую из гимнастерок и шинелей…
Фронтовики
Общество, пережившее войну, всегда сталкивается с проблемами переустройства всех сфер жизни в мирное русло.
Окончание войны требовало решительной перестройки всей жизни страны, и, следовательно, «врастания» вернувшихся с фронта в мирную жизнь. В соответствии с принятым законом о демобилизации от 23 июня 1945 г. из армии началось увольнение 13 старших возрастов. К сентябрю прошла демобилизация первой очереди численностью в три миллиона человек, а к концу 1948 г. демобилизация в основном завершилась. В Красноярск вернулось более 80 тысяч фронтовиков….
Воинов ждали награды, поблажки и льготы, которые не могли решить всех проблем. Поступали жалобы о несправедливо заниженной заработной плате и направлению на работы, совершенно не соответствующие специальности. Жилищная проблема — острая для всего населения — для фронтовиков оказалась крайне острой. Фронтовики возвращались в тесные бараки и коммуналки, нередко — в землянки. Известны случаи, когда фронтовик возвращался в собственную квартиру, в которой «на законных основаниях» проживал другой человек. В апреле 1947 года газета «Красноярский рабочий» сообщила читателям историю фронтовика М.Ф. Бовина. «Когда он вернулся с фронта, то не нашел в своей квартире семьи, его квартиру занимал некто Корытов. Ни жилищное управление Сталинского района, ни горсовет, куда обращался т. Бовин, не помогли ему занять свою собственную квартиру, и он был вынужден искать жилье в частном доме на окраине города, расходуя на это большие средства. Даже сейчас, когда Корытов привлечен к уголовной ответственности за жульничество, т. Бовин не может осуществить своих законных прав на квартиру».
Дальнейшая история Бовина не освещалась в следующих номерах газеты. Многих других молодых людей, демобилизованных в 1945-1946 гг., ожидало разочарование. Разрыв между «жизнью, достойной героев» и экономической разрухой, нищетой и бытовой неустроенностью оказался слишком очевиден.
У нетрудоспособных фронтовиков, потерявших здоровье на войне, проблемы с «врастанием» в мирную жизнь оказались гораздо более сложными. Точные цифры инвалидов неизвестны до сих пор. По воспоминаниям С. Кара-Мурзы, «в последний год войны в Москве было совсем мало мужчин, а здоровых почти не было. «Израненные и контуженные жили очень трудно, — пишет Кара-Мурза. — Многие не выдерживали и начинали пить — еще горе семье. Многие из дальних родственников или знакомых, которые бывали у нас дома, страдали от ран и контузий. Смотреть было тяжело, а иногда и страшно. Детей у нас было несколько — я, сестра, двоюродные. Мы сожмемся в кучу и трясемся, когда у кого-нибудь из взрослых начинает двигаться осколок или пуля, и он кричит»…
Из 7710 человек, призванных из Уярского района Красноярского края, 3820 погибли на полях сражений и пропали без вести… Из Сухобузимского района за годы Великой Отечественной войны были призваны на фронт 5000 тыс. человек, погибло 2500 человек… Не вернулся каждый второй.
Бандитский Красноярск
Урбанизации сопутствовал рост бандитизма, краж и хулиганства. Люди отправляли в центральные и местные органы власти, а также в редакции газет письма, показывающие, что борьба с преступностью и бандитизмом после войны превратилась в проблему выживания. Рост послевоенной преступности и борьбу с ней отражают материалы газеты «Красноярский рабочий», хранящиеся в зале ретроспективной периодики Краевой научной библиотеки.
Рубрика «Из зала суда», появившаяся в газете «Красноярский рабочий» во второй половине 1940-х гг. отражает не только рост послевоенной преступности, но и карательную политику государства по отношению к преступникам. В феврале 1947 г. краевой суд приговорил банду грабителей под руководством М.К. Христина к заслуженным мерам наказания. Банда занималась вооруженными ограблениями в окраинных районах Красноярска. Как сообщала газета, «лица без определенных профессий М.К. Христин, А.И. Зырянов, и А.Т. Елизарьев, занялись вооруженным ограблением. 16 декабря вечером в слободе III-го Интернационала они напали на Сергоманову, Воробьева и Юшта, причем последний, пытаясь оказать сопротивление, был убит». В результате Зырянов и Елизарьев были приговорены соответственно к 10 и 5 годам лишения свободы, а Христин был приговорен к расстрелу. Государство продолжало жесткую карательную политику и после выхода Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене смертной казни» от 26 мая 1947 года (действовал до января 1950 года). Указ предписывал «за преступления, наказуемые по действующим законам смертной казнью, применять в мирное время заключение в исправительно-трудовые лагери сроком на 25 лет». Примечательно, что в бандах состояли даже комсомольцы… В Красноярске в 1945 г. четыре члена ВЛКСМ, «превратившись в уголовных преступников, занимались грабежом населения».
В газетах печатались сообщения о судебных процессах по делам расхитителей социалистической собственности, наказание которых также было весьма суровым. После голода 1946-1947 гг. и снижения уровня благосостояния населения после денежной реформы 1947 г. кражи на местах работы стали для горожан нередко единственным способом выживания. Некоторые преступления в наше время могут показаться относительно незначительными, а преступники вызвать сочувствие. Например, в июне 1947 года народный суд 1-го участка Сталинского района г. Красноярска, по сообщению газеты «Красноярский рабочий», приговорил расхитителей социалистической собственности Жикворенцеву и Кожемякину к 10 и 7 годам лишения свободы соответственно. Секретарь Кожемякина и кладовщица Жикворенцева, используя служебное положение, занимались хищениями из склада госбанка. Для этого они подделывали документы. Так, например, требование на 300 листов копировальной бумаги они подделали на 800 листов. В этом же требовании они дописали: 90 карандашей и 800 граммов хозяйственного мыла. Украденное государственное имущество продавалось на рынке. Дело Жикворенцевой и Кожемякиной рассматривалось 23 июня 1947 г. — после выхода Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищения государственного имущества». Таким образом, становится видно, с какой скоростью реагировали местные власти и пресса на выход центральных указов. Сообщения о делах по некрупным хищениям имели всецело показательный характер. В статье предельно ясно указано, что «советский закон сурово карает тех, кто посягает на социалистическую собственность, в каких бы формах и размерах ни выразилось хищение». Такова была суровая действительность тех лет…
Для объективности следует отметить, что государство неустанно принимало меры по «поддержанию морального облика советского гражданина». Общественному осуждению подвергались не только случаи бандитизма, что естественно, но и весьма распространенные в быту формы мелкие преступления, например, хулиганство. Хулиганы Попов, Иванов и Никулин задирали прохожих на проспекте имени Сталина, где постоянно дежурила милиция (!). В результате «народный суд 2-го участка Сталинского района г. Красноярска, рассмотрев дело Попова, Иванова и Никулина по обвинению в хулиганстве, приговорил каждого к 1 году тюремного заключения»…
Вместо заключения можно добавить следующее: когда Христин убивал, Попов хулиганил, а Кожемякина воровала, прошло только «двадцать дней без войны»… Сейчас прошло почти 67 лет, но впечатление, что война только разгорается.
Письмо товарища Кабуновой товарищу Сталину
Член ВКП (б) т. Кабунова в письме, адресованном И.В. Сталину, резко критиковала развертывание в Красноярске начало кампании по борьбе с космополитизмом (1946 г.). «Все, о чем я пишу, Вам хорошо известно», но ее критика в основном касается деятельности красноярского партийного руководства: «…Никогда на всем протяжении истории нашей партии не поощрялся антисемитизм. А вот у нас в Красноярске секретарь Горкома партии по кадрам тов. Романова и ей поддакивающие другие партийные работники дошли до того, что евреев стали называть «французами» и объявили огульное политическое недоверие всем евреям»… Кабунова просила Сталина обратить внимание на «безобразия». Естественно, сам товарищ Сталин о мнении Кабуновой не знал, подобных писем не касался — они оседали в партийных архивах.
Незамедлительным ответом на письмо Кабуновой стало коллективное письмо работников Городского комитета ВКП (б) в Краевой комитет. Аппаратчики выразили возмущение «клеветническим, огульным обвинениям» гражданки Кабуновой. Письмо Кабуновой — это яркий пример протестных актов одиночек, по словам О.Л. Лейбовича, «во имя коммунистических принципов отвергающих партийную линию».