На самом краю континента, далеко за Полярным кругом, в ледовых объятиях океана лежит огромный полуостров. Эту северную оконечность материка испокон веков облюбовала дьявольская стужа. Здесь бесконечно долгой зимой, под покровом полярной ночи пурга и метель, длящиеся неделями, без устали обновляют бело-голубые просторы, пустынные пространства которых кажутся вымершими. Все живое к этому времени откочевывает далеко на юг, к границе лесов. Только редкие тюлени в разводьях береговой полосы да бродящие в их поисках белые медведи изредка оживляют пустынное безмолвие.
Долга и томительна полярная ночь...
Бесконечную снежную равнину, едва различимую под сводом темно-синего, почти черного неба, где бледные звезды теряются в глубине холодного темного купола, в это время года освещают только Луна и цветные сполохи северного сияния.
Вначале на горизонте появляется бледный свет. Это нежное, голубоватое сияние, подобное тому, которое предшествует восходу луны... Затем сияние усиливается, испускает лучи и принимает розоватый оттенок. А кругом становится все темнее и темнее: даже белая пелена снега, ясно видимая только что, становится едва различима. Среди этого мрака доносятся странные, малопонятные шорохи. «Шепот звезд» разносится над притихшими просторами Арктики. Все замерло ничего и никого более не слышно.
Этот немой ужас возвещает о наступлении одного из величайших явлений природы, которые повергают в трепет все живое, начиная от гигантов белого безмолвия - медведей, до самых безобидных существ - леммингов.
Разом разливается по небу полночное сияние, потрясающее зрелище, в общем-то обычное в этих широтах явление.
Сполохи медленно перемещаются, свертываясь, то снова разворачиваясь, слегка дрожат при этом и волшебно переливаются синими, зелеными, голубыми, желтыми, красными, фиолетовыми, оранжевыми - колдовскими лучами. Огромные радужные столбы из этого мира в бесконечность, поднимаясь на неизмеримую высоту, освещают небо, землю и замерзшее море. Ярким пламенем пожар, разливается по снежной белизне и окрашивает густым красным оттенком прибрежные черные скалы. После эффектной вспышки сияние начинает мало-помалу бледнеть, и, наконец, его блеск гаснет в морозном тумане. Лишь Полярная звезда остается на своем месте - почти над головой.
Долга и томительна полярная ночь... Кажется, глаза навсегда отвыкли от яркого света.
Ан нет! Природа берет свое.
Океан совсем ненадолго разжимает свои суровые объятия и наступает скоротечное полярное лето, наступает торопливо, словно опасаясь, что объятия вот-вот вновь сомкнутся, Едва освободившись от зимних одежд, эта земля облачается в пестрый, яркий наряд, щедро украшенный желтыми пятнами ягеля, голубыми зеркалами бесчисленных озер. Наливаются зеленью трава и кустарник, которые здесь выше деревьев, потому что березки здешние человеку ниже колена. Начинается торжество жизни — с южной границы тундры возвращаются стада северных оленей, от идущей на нерест рыбы закипает вода в холодных быстрых реках, над озерами не смолкает гусиный гомон. Щедр и богат этот край с загадочным именем Таймыр.
Сплошные мхи и лишайники. Что может привлечь сюда человека? Что здесь красивого? Так может сказать только тот, кому ни разу не довелось побывать в этой прекрасной стране, именуемой тундрой.
А тундра хороша - хороша особенно летом, в период цветения и роста трав. Летняя тундра покрывается молочными хлопьями цветущей пушицы, издали напоминающей хлопковые плантации. Там же, где встречаются незабудки, нежно-голубой цвет радует глаз и настраивает на сентиментальный лад.
Очень красиво цветет куропачья трава, ее бледно-желтые цветочки так и просятся, чтобы до них нежно дотронулись рукой. Ярко-красные астрагалы поражают своими изумительными по красоте цветами. Рядом купальница покрыла желтым соцветием небольшую ложбинку. На склонах небольших бугорков белеет не что иное, как цветы чудо – ягоды - морошки. Сплошь и рядом глаз натыкается на пухлые розовые бутоны цветущего дикого лука! На скальных осыпях можно увидеть розовый невысокий букетик в зеленом обрамлении. Это цветы камнеломки угнездились на, казалось бы, безжизненных гранитных осколках. Осмотревшись вокруг, вы увидите обширные коричневатые площади, уходящие местами до горизонта. Это лишайники и мхи покрывают огромные заболоченные пространства. Правда, болота не топкие - ходить по ним можно, так как выстуженные недра этого края, даже летом скованные вечным холодом, протаивают лишь на небольшую глубину.
В один из прекрасных летних дней я шел берегом бухты Полынья, что недалеко от Диксона. Бухта вполне оправдывает свое вероломное название. Сюда, видимо, подходит одна из струй сравнительно теплой пресной енисейской воды, которая постоянно разъедает лед, образуя полыньи. Они то замерзают в сильные морозы, покрываясь тонкой коркой льда, запорошенного снегом, то опять вскрываются. (У открытой воды всегда есть нерпы, а в поисках нерп бродят белые медведи.)
Но вернемся в заполярное лето. Над всей этой красотой - безмолвное небо без единого облачка, такое пустынное, белесое, точно оно отсутствует, такая пустая тишина, прозрачная пустынность, почти полное безветрие - такое бывает в Арктике нечасто. Но выдался именно такой день, один из дней, которыми полярники весьма дорожат за неподдельную красоту, ощутимое тепло и еще именно за то, что они (эти дни) так редки. Путник в такой день идет медленно, ибо порой ноги все же уходят в ржавую воду, вдыхает напоенный цветением, лишенный городских ароматов, воздух. Идет, слегка прищурив глаза от яркого солнца и великолепия тундры.
В таком состоянии, или примерно в таком пребывал и я, следуя по берегу бухты. Вокруг тихо, пустынно, мертво. Стояла тишина, которую голоса птиц не нарушали, а приятно дополняли. Берег крутой, базальтовый, отполированный льдом.
Чуть ниже по склону берега стоял старый деревянный крест.
Голые прибрежные немые скалы стерегут одинокую могилу, а внизу плещет холодное прозрачное море, покрытое редкими бродячими льдинами. И только у самого креста, между камней, забился маленький пучок бледных незабудок.
Но не только могильные кресты попадаются по побережью. Кое-где еще можно встретить кресты, установленные в честь чудесного спасения мореходов от явной гибели. Во время кораблекрушения, когда на спасение нет никакой надежды кроме Господа, моряки дают обет /обещание/ всевышнему установить, при благополучном исходе, в этих местах крест. Он так и называется обетный. Это была хорошая давняя традиция, и таких крестов по побережьям северных морей в свое время стояло немало. Каждый, кто встречался с замшелыми крестами на берегу Ледовитого океана, поймет это и оценит.
Вдруг я услышал шипение змеи. Да, да, именно змеиное шипение шло откуда-то снизу, сбоку. Зная точно, что никаких змей в этих местах не водится, я стал изумленно оглядываться по сторонам, пытаясь в траве найти источник. И нашел. Это был гусь, великолепный гуменник серой масти. Он шел на меня, чуть касаясь брюшком земли, распластав крылья и яростно шипя. Я в недоумении остановился, пытаясь предугадать, что же будет дальше. Гусь остановился тоже, разглядывая меня с не меньшим любопытством, чем я его, но шипения не прекратил. Некоторое время мы заинтересованно смотрели друг на друга. Гусь дикий, - соображал я, - почему же он ведет себя, как домашний? Я сделал еще шаг, гусь тоже двинулся мне навстречу и зашипел еще яростнее. В чем причина? Почему дикая птица так осмелела? А ларчик просто открывался: в нескольких шагах, в невысокой траве я заметил гнездо. В нем виднелся один птенец и несколько яичек. Прекратив дальнейшее движение, я стал внимательно разглядывать гнездо. Оно было выстлано мягким пухом, располагалось в неглубокой ямке, и при беглом взгляде не было заметно. Захотелось рассмотреть это гусиное творение поближе, и я, было, сделал попытку подойти - но получил такой неистовый отпор, что даже растерялся.
Встав на лапы и поднявшись во весь рост, гусь с шипением и клокотанием бесстрашно пошел на меня. Крылья птицы были распущены, гусь воинственно топал лапами, шея высоко поднята, клюв, с характерной окраской: темный с оранжевой перевязью посередине, широко раскрыт. Отступать гусь явно не собирался. Он подскочил ко мне и ощутимо долбанул меня в ногу, правда, защищенную резиновым сапогом.
Идти дальше не было смысла, я повернул и стал обходить гнездо. И вдруг сзади услышал шелест крыльев и тут же получил чувствительный толчок в спину. Дерзкая птица атаковала меня вдогонку. Ускорив шаг, я поспешно удалился от гнезда. Немного погодя я обернулся и увидел, что победитель воинственно вращает головой в разные стороны: не нужно ли еще кого отправить восвояси.
Вот это атака! Воистину лучшая защита-нападение! Подлинно «Таймырская» защита! Но честь и хвала победителю! Гусь выдворил пришельца и продолжил пестовать потомство (о гусятах заботятся и самка, и самец), не забывая при этом о защите семейства (гуси объединяются в пары на всю жизнь). Вообще-то если здраво рассудить, то это я пришел к нему в тундру, а не он ко мне на подворье. Здесь его дом, до меня здесь ему никто не мешал. Это было единственное для него во всей тундре место, вторгаться куда не разрешалось ни одному живому существу. Вообще же он относится к своим собратьям и прочей живности вполне терпимо, кем бы они ни были…. Пусть себе греются на самых вольготных солнечных склонах в его угодьях, лишь бы при приближении отворачивали в сторону от его гнезда. Пусть ищут пропитание и спят на солнышке, пусть живут в мире и согласии лишь бы только не посягали на его потомство. А раз так, то недавний еще «агрессор» представился мне добрым, ласковым и очень необходимым обитателем этого чудного края с загадочным именем Таймыр...